Логика как средство убеждения С логикой не поспоришь. Именно это берется в расчет в первую очередь, когда принимается решение использовать инструменты ТОС и КПЛП для системной реорганизации. Нашим поведением часто движут эмоции, но даже спонтанные эмоции укладываются в

Зарождение MBV: опыт и убеждения авторов MBV зародилось много лет назад. По сути, принципы MBV использовались с тех пор, как человек впервые попытался организовать свою работу. Тем не менее, наша формулировка MBV основана на обсуждениях и опыте трех авторов этой

Основополагающие убеждения Мы убеждены, что:1. Человеку свойственно стремиться к величию; человек обладает возможностью выбора.2. Принципы не имеют временных рамок и территориальных границ; они являются основой долговременной эффективности.3. Лидерство является

Ключевые убеждения бизнесмена Перечислю главные внутренние установки, которые очень помогают мне во время работы. Уверен, вам они тоже будут полезны.Я получаю деньги за результаты, а не за работу. Это моя любимая мантра. Если вы занимаетесь бизнесом, никого (кроме вас

Негативные убеждения Более всего генерирование креативных идей, как в бизнесе, так и в других областях, сдерживается подспудными убеждениями, которые присущи нам всем, хотя мы едва ли о них подозреваем. К их числу относятся утверждения: это сделать невозможно; это

ТЮМЕНСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА # 3. Иванов-Разумник Р. В. Что такое интеллигенция // Интеллигенция. Власть. Народ. М., 1993. 4. См.: Милюков П. Н. Из истории русской интеллигенции. М., 1902; Овсянико-Куликовский Д. Н. История русской интеллигенции // Овсянико-Куликовский Д. Н. Собр. соч. СПб., 1909, 1911. Т. 7-9; Бердяев Н. А. Духовный кризис интеллигенции. СПб., 1910. 5. Панарин А. Российская интеллигенция в мировых войнах и революциях XX века. М.: Изд-во: «Эдиториал УРСС», 1998. 6. См.: Лосев А. Ф. Дерзание духа. М., 1988. С. 314-317. 7. См.: Козлова О. Н. Интеллигенция в российском обществе // Социально-политический журнал. 1995. № 1. С. 162-174. 8. Лихачев Д. С. О русской интеллигенции. Письмо в редакцию // Новый мир. 1993. № 2. 9. Лосский Н. О. История русской философии. М., 1991. 10. Шалкаускис С. Концепция интеллигенции / Сокращенный пер. с лит. языка // Социология личности. Вильнюс, 1989. 11. Бердяев Н. А. Духовный кризис интеллигенции. М., 1998. 12. См.: Акопян К. З. Русская интеллигенция: многоликость и уникальность // Поиск смысла: Сб. ст. Н. Новгород, 1994. С. 43-71; Соль земли? Интеллигенция как феномен русской культуры // Человек. 1995. № 6. С. 53-63; 1996. № 1. С. 39-51. 13. Ледяев В. Г. Понятие интеллигенции: проблемы концептуализации // Интеллигенция и мир (Иваново). 2001. № 1. УДК 32 (075.8) Равиля Узбековна СЕМЕНОВА - доцент кафедры социально-политических дисциплин Института экономики, управления и права (г. Казань), кандидат философских наук М. ВЕБЕР: ЭТИКА ОТВЕТСТВЕННОСТИ И ЭТИКА УБЕЖДЕНИЙ (К ВОПРОСУ О СООТНОШЕНИИ ПОЛИТИКИ И МОРАЛИ) АННОТАЦИЯ. В статье рассматривается сформулированная Максом Вебером проблема соотношения политики и морали в аспекте напряженного характера их взаимодействия. Показывается значение двух нравственно окрашенных правил: «этики ответственности» и «этики убеждений» для регулирования политических отношений. The author tackles Max Veber’s problem of correlation of politics and morality taking into consideration the tense character of their interaction. The author shows the importance of the two rules of morality - «the ethics of responsibility» and «the ethics of convictions» for the regulation of political relations. М. Вебер - выдающийся мыслитель второй половины ХIХ– начала ХХ вв., творчество которого носит многоплановый характер и представлено в диапазоне широкого круга общественных проблем. Мыслитель хорошо ориентировался в вопросах экономики, социологии, философии, религии, методологии научного познания. Р. Арон имел полное основание сказать о Вебере, что «его творчество, как и всех великих мыслителей, настолько богато…, что каждое новое поколение прочитывает его, изучает и истолковывает по-разному. Его труд, возможно уже превзойден, но остается актуальным» . Исследовательскими линиями, детально проработанными в творчестве Вебера, являются также темы политики и соотношения политики и морали. Учитывая # ВЕСТНИК чрезвычайную противоречивость развития политических отношений в трансформирующемся российском обществе, трудности в процессах складывания демократических институтов, можно отметить актуальность и значимость изучения веберовского наследия для отечественной политической науки. Учение Вебера, как и многих других политических мыслителей ХIХ-ХХ вв., способствует формированию плюралистического подхода, преодолению идеологически деформированного сознания, много лет ориентированного на господствующее мировоззрение. Вебер предпосылает анализу проблемы соотношения политики и морали рассуждения о природе названных явлений. Политика является всеобщим организационным началом общества и в этом плане направляет жизнь и деятельность людей. «Это понятие имеет широкий смысл и охватывает все виды деятельности по самостоятельному руководству», - пишет он . В обозначенном контексте политика характеризуется универсальностью, всеохватывающим характером и присуща практически всем сторонам общественной жизни. «Говорят о валютной политике банков, о дисконтной политике имперского банка, о политике профсоюза во время забастовки, - продолжает далее свою мысль Вебер. - Можно говорить о школьной политике городской или сельской общины, о политике правления, руководящего корпорацией, наконец, даже о политике умной жены, которая стремится управлять своим мужем» . В то же время мы встречаем у Вебера и другое, «собственно политическое» толкование политики, которое является для него ведущим и в дальнейшем станет элементом классики политической теории, беспрерывно цитируемой и анализируемой. Это определение нацелено на выявление сущности политики, исходящей из трактовки ее как действий, направленных на власть, ее обретение, удержание и использование: «Политика - это стремление к участию во власти или к оказанию влияния на распределение власти, будь то между государствами, будь то внутри государства между группами людей, которые оно в себе заключает» . Власть выступает универсальным объяснительным принципом, благодаря которому можно раскрыть содержательный смысл любого политического вопроса. Власть, так или иначе, определяет мотивы и побудительные действия индивидов, связанных с политикой: «Это либо стремление к власти как к средству, подчиненному другим целям, либо к власти ради нее самой, чтобы наслаждаться чувством престижа, который она дает» . Принципы морали поддерживают и санкционируют такие общественные устои, которые имеют социально-всеобщее значение, в равной мере распространяются на всех людей, делая возможными и незыблемыми отношения между ними. Подчеркивая значимость норм нравственности, Вебер констатирует, что «абсолютная этика» - это не «фиакр, который можно остановить в любой момент, чтобы входить и выходить по своему усмотрению» . Особенность принципов морали - необходимость безусловного, неукоснительного следования им при осуществлении индивидами самых разных своих целей. «Абсолютная этика», по мысли Вебера, категорична: «Все или ничего, именно таков ее смысл, если считать, что нечто другое окажется тривиальностью» . Вебер констатирует, что природа политики и морали настолько различны, что можно говорить о качественном своеобразии этих институтов. Данное положение приобретает в веберовском учении значение своего рода парадигмы, подкрепляемой многочисленными теоретическими рассуждениями. Евангельская заповедь в безусловной форме провозглашает: «Отдай все, что имеешь». Для политика, констатирует Вебер, это требование «социально бессмысленно, пока оно не осуществлено для всех» . В политике критерий моральности неразрывно связан с принципами справедливости и равенства, а не декларируется в абсолютной форме. ТЮМЕНСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА #! Этическая заповедь вообще не ставит вопрос о возможности какого-либо ущемления интересов и достоинства личности. Политика же, наоборот, апеллирует к возможности именно таких шагов: «Налогообложение, разорение налогами, конфискация - одним словом, насилие и порядок против всех» . Провозглашая принципы, определяющие взаимоотношения между людьми и государством, при которых индивид получает возможность действовать по своему усмотрению и получать определенные блага, политика отнюдь не исключает применения и других мер. Суть этих предложений - безоговорочное принятие человеком решений, предложенных властью. Иными словами, создание условий для свободного существования и развития личности сопряжено с определенными ограничениями и не исключает применения действующей властью жестких, действенных мер. Этика любви провозглашает: «следует быть святым во всем, хотя бы по намерениям следует жить, как Иисус» . Выводы ее гласят: «Все или ничего! Не противься злу насилием! Подставь другую щеку!» Она оперирует безусловным содержанием заповедей и призывает следовать лишь букве и духу повелений. Традиционные для политики средства, такие как забастовки, гражданские войны, революции этическими принципами Евангелия в корне отвергаются. Для политика же насилие не только является неотъемлемым элементом политического процесса, но и средством, способным предотвратить большее зло. Более того, неспособность политика предотвратить зло свидетельствует либо о его беспринципности, либо о его слабоволии. «Долг правдивости» для абсолютной этики безусловен. «Отсюда, - подчеркивает Вебер, - следует вывод о необходимости публиковать все документы, прежде всего изобличающие собственную страну и на основе этой односторонней публикации признавать вину в одностороннем порядке» . Неукоснительное следование названному принципу может привести к крупнейшим политическим просчетам, к непоправимым - в течение десятилетий - последствиям. Этика абсолютной правдивости приводит к тому, что истина «не раскрывается, но надежно затемняется злоупотреблением и разжиганием страстей» . Правдивость в политике теснейшим образом связана с предвидением последствий политических действий. «Абсолютная этика, - констатирует Вебер, - именно о последствиях-то и не спрашивает» . Итак, на первый взгляд политика и мораль разводятся Вебером онтологически, автономизируются до противоположности, до противопоставления компетенций. Однако значит ли это, что он пытается освободить политику от нравственных оценок, поставить ее по ту сторону добра и зла? Отнюдь нет. Скорее всего, Вебер склонен утверждать напряженный характер взаимодействия названных институтов. Особенности действия моральных принципов в политической сфере определяются, согласно его мнению, следующими обстоятельствами: - специфической природой власти. Власть есть не что иное, как организованная сила, выражающая отношения господства, подчинения и поэтому нередко прибегает к насилию. Он отмечает, что «дать социологическое определение современного государства можно, в конечном счете, исходя из специфически применяемого им, как и всяким политическим союзом средства - физического насилия» ; - целеполагающим характером политической деятельности. Важнейшее отношение, порождающее особенно острые противоречия в обществе - это противоречия между реализованной целью и первоначальным замыслом, между конечным результатом и мотивом действования. «Исключительно верно именно то, и это основной факт всей истории, - подчеркивает Вебер, - что конечный #" ВЕСТНИК результат политической деятельности часто, нет, пожалуй, даже регулярно оказывается в совершенно неадекватном, часто даже в парадоксальном отношении к ее первоначальному смыслу» ; - противоречивым соотношением целей и средств в политике. Отвергая представления о моральном нейтралитете средств, Вебер пишет о важности понимания существующего «напряжения между средством и целью с этической точки зрения». Он констатирует, что «ни одна этика в мире не обходит тот факт, что достижение «хороших» целей во множестве случаев связано с необходимостью смириться и с использованием нравственно сомнительных или, по меньшей мере, опасных средств» . Вебер приходит к исключительно глубокому выводу: всякое этически ориентированное действие может подчиняться двум различным максимам: либо «этике ответственности», либо «этике убеждения». «Этот подход сегодня преобладает среди ученых и политиков, - отмечают В. П. Пугачев и А. И. Соловьев. - Он исходит из признания необходимости воздействия нравственности на политику, учитывающего специфику последней . «Этика убеждения» означает неукоснительное следование нравственным принципам. При этом для политика характерно проведение такой практической линии, которая основана на отказе от применения силы в случае разрешении политических конфликтов. «Этика убеждения» рассчитана на действие таких мотивов человеческого поведения, как сила духа и нравственной убежденности. Поступающий по максиме убеждения уповает на Бога, на других людей, на обстоятельства, но не на себя. «Если последствия действия, вытекающего из чистого убеждения окажутся скверными, - отмечает Вебер, - то действующий считает ответственными за них не себя, а мир, глупость других людей или волю Бога, который создал их такими» . Далее он делает не менее характерное признание: «Исповедующий этику убеждения чувствует себя ответственным лишь за то, чтобы не гасло пламя чистого убеждения, например, пламя протеста против несправедливости социального порядка. Разжигать его снова и снова - вот цель его совершенно иррациональных с точки зрения возможных успехов поступков, которые могут и должны иметь ценность только как пример» . «Этика ответственности» предполагает принятие ответственных решений, исходящих из понимания последствий политических действий на основе учета конкретной обстановки, готовности политика отвечать за те результаты своих действий, которые можно было предвидеть. «Этика ответственности» допускает возможность определенных нравственных издержек в политике при условии, что этим можно предотвратить большее зло. Действующий по максиме «этики ответственности» осознает, что только он несет ответственность за последствия своих действий. «Тот, кто исповедует этику ответственности, считается с заурядными человеческими недостатками, - констатирует Вебер, - он, как верно подметил Фихте, не имеет никакого права предполагать в них доброту и совершенство, но не в состоянии сваливать на других последствия свих поступков, коль скоро мог их предвидеть. Такой человек скажет: эти следствия вменяются моей деятельности» . Комментируя предложенные Вебером принципы, можно отметить следующее: - и тот, и другой принципы очерчивают границы влияния нравственности на политику. Не случаен тот факт, что в них отчетливо прослеживается кантовское «разведение» обязательств на «этику справедливости» и «этику добродетели» . Только в случае «этики убеждения» нравственность, безусловно, является доминирующей стороной, а в случае «этики ответственности» нравственные и политические явления признаются равноценными, равнозначными сторонами общественного процесса; ТЮМЕНСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА ## - Вебер не склонен противопоставлять названные принципы на той основе, будто «этика убеждения» оказалась тождественной безответственности, а этика ответственности тождественной беспринципности. Нельзя не признать правоту авторов, которые пишут о том, что «противоположность указанных максим не устраняется» . Тем не менее, нельзя отрицать и того, что Вебер допускает возможность следования как той, так и другой максиме. В то же время есть основания, и весьма существенные, предполагать, что предпочтение он отдает «этике ответственности»; - возможность выбора определенной линии поведения, основанной на той или иной максиме, в конечном счете, определяется самой личностью. Не случаен в этом плане анализ таких личностных качеств политика, как «страсти» («ориентации на существо дела»), «ответственности», «глазометра» (реализма). Вебер актуализирует проблему нравственного содержания политических отношений через призму воздействия на них личности, обладающей особыми характеристиками, соответствующими высокому стандарту. Таким образом, по вопросу о соотношении политики и морали Вебер занимает достаточно гибкую позицию, далекую от какого-либо морализаторства. Напряженный характер взаимодействия политики и морали объясняется, прежде всего, природой власти, допускающей применение легитимного насилия. Характер и содержательный смысл нравственных аспектов политических отношений определяются оптимальным применением либо «этики убеждений», либо «этики ответственности». СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 1. Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М., 1993 2. Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 644-706. 3. Пугачев В. П., Соловьев А. И. Введение в политологию. М.: Аспект Пресс, 1995. 320 с. 4. Философия Канта и современность. М.: Мысль, 1974. С. 184-236. 5. Бакштановский В. И., Согомонов Ю. В., Чурилов В. А. Этика политического успеха. М.; Тюмень: Центр прикладной этики, 1997. 746 с. УДК 7.01 Марина Георгиевна ЧИСТЯКОВА - докторант Тюменского государственного университета, кандидат философских наук ВЛЕЧЕНИЕ К ПРЕДЕЛУ АННОТАЦИЯ. Феномен трансгрессии рассматривается в статье в контексте искусства ХХ века. The author scrutinizes the phenomenon of transgression within the context of the 20th century fine art. Одной из специфических особенностей ХХ века является антропологический поворот в философии. Это событие стало следствием естественной реакции общественной мысли на существовавшее в течение довольно долгого времени редуцированное понимание человека, сводившее его либо к психофизиологическим, либо к социальным структурам. В этом смысле несомненной заслугой философии стало постулирование недостаточности объективистского подхода к человеку. Антропологический поворот возникает еще и как реакция на класси-

Виновные должны нести наказание. Франсуа де Ларошфуко подчеркивает, что творить добро нашим ближним мы можем лишь в том случае, когда они полагают, что не смогут безнаказанно причинить нам зло . Нельзя оставлять безнаказанным зло, допущенное по отношению к нам, но также и зло, допущенное по отношению к другим людям. Идет ли речь о преступлениях, совершенных в мирное время, или же о военных преступлениях, мы обязаны призвать к ответу предполагаемых преступников. Основной причиной, по которой мы должны поступать именно так, на мой взгляд, является право жертвы на всеобщее признание несправедливости, имевшей место по отношению к ней, к тому же, если это возможно, справедливость должна быть восстановлена. Кроме того, сам преступник имеет право быть включенным в сообщество, где действуют законы морали, а это предполагает необходимость отвечать за совершенное преступление. Я считаю, что это важнее возможной профилактической составляющей наказания, которая, быть может, реализуется для отдельной личности и общества в целом. Другими словами, для меня справедливость дороже практической выгоды .

Цель международных военных трибуналов -призвать к ответственности за преступления индивида, а не демонизировать целый народ, показать индивидуальную, а не коллективную вину. Демонизация целой группы усиливает противопоставление между «мы» и «они», и именно это противопоставление, как было подчеркнуто выше, является одной из причин преследования ни в чем не повинных людей. Международные военные трибуналы реализуют основополагающий принцип международного права, принцип, возвращающий нас в 1648 год, к Вестфальскому мирному договору, - международное право должно отражать интересы суверенных государств, каждое из которых «занято своими делами», в случае если другая страна не нарушает их территориальной ценности. Предавая суду солдат, чиновников и руководителей другого государства, мы воплощаем идею суверенитета, поскольку относимся к этим людям как к личностям, которые должны предстать перед международным трибуналом.

Тем не менее случается, что ситуация требует немедленных действий и последующего уголовного преследования преступника недостаточно. Бывает, для того чтобы остановить посягательства, необходимо применить насилие. Пророк Михей пишет, что люди «перекуют мечи свои на орала и копья свои - на серпы» , а пророк Иоиль пишет «перекуйте орала ваши на мечи и серпы ваши на копья» . Мы обязаны следовать завету пророка Михея, однако в мире, где не все его чтят и выполняют, временами приходится поступать в соответствии с заветом пророка Иоиля. Используя понятия Макса Вебера об этике убеждения и этике ответственности, можно сказать, что в общем этика убеждения предписывает поступать в соответствии с заветом Михея, а этика ответственности призывает в отдельных случаях следовать завету Иоиля. Вебер пишет, что, согласно этике убеждения, нельзя противопоставлять злу силу, а согласно этике ответственности: «ты должен насильственно противостоять злу, иначе за то, что зло возьмет верх, ответствен ты». Вебер раскрывает эту мысль:

Мы должны уяснить себе, что всякое этически ориентированное действование может подчиняться двум фундаментально различным, непримиримо противоположным максимам: оно может быть ориентировано либо на «этику убеждения», либо на «этику ответственности». Не в том смысле, что этика убеждения оказалась бы тождественной безответственности, а этика ответственности -тождественной беспринципности. Об этом, конечно, нет и речи. Но глубиннейшая противоположность существует между тем, действуют ли по максиме этики убеждения - на языке религии: «Христианин поступает как должно, а в отношении результата уповает на Бога», или же действуют по максиме этики ответственности: надо расплачиваться за (предвидимые) последствия своих действий .

Такая этика убеждения характерна не только для Нового , но и для Ветхого Завета . Если говорить коротко, ее суть заключается в том, чтобы вести безупречно праведную жизнь, а остальное предоставить Господу. Кант является, пожалуй, самым ярким представителем такого воззрения в эпохе Нового времени. Согласно этой доктрине, принципы нравственности каждого человека имеют абсолютную силу и, к примеру, даже во имя спасения жизни другого человека непозволительно поступиться ими и солгать. Полное принятие этики убеждения кажется самой надежной позицией - всегда можно сослаться на то, что твердо придерживался морали, но сам стал жертвой обстоятельств. Простейшим выходом зачастую может быть следование велению совести, нормам, которые человек сам для себя установил. Однако наипростейшее не всегда наилучшее. Всегда ли правильно, выбирая между душевным спокойствием, чистой совестью и страданиями другого, отдавать предпочтение первому? Не думаю. Этика убеждения и этика ответственности не являются абсолютными антагонистами, а дополняют друг друга, и порой этика убеждения должна уступать приоритету ответственности. Тогда перед нами возникает проблема - мы можем сделать ошибку, совершить зло, несправедливо причинив другому страдания, которые нельзя оправдать. Вебер продолжает:

Ни одна этика в мире не обходит тот факт, что достижение «хороших» целей во множестве случаев связано с необходимостью смириться и с использованием нравственно сомнительных или, по меньшей мере, опасных средств, и с возможностью или даже вероятностью скверных побочных следствий; и ни одна этика в мире не может сказать, когда и в каком объеме этически положительная цель «освящает» этически опасные средства и побочные следствия .

Не существует «алгоритмов нравственности», которые бы безошибочно указывали нам, когда этика убеждения должна отойти на второй план и какие именно средства допустимы в случае, когда она отступила. Здесь нет иной инстанции, кроме как применение нравственных критериев. Этот нравственный подход порой нам изменяет - и тогда мы сами становимся поборниками зла, в независимости от того, насколько благи были наши намерения. Следует руководствоваться следующим общим правилом - отодвигать на второй план этику убеждения можно лишь при необходимости предотвратить иное зло, а не для того, чтобы воплотить идеалы блага. Это оградит от совершения идеалистического зла - как это произошло в двадцатом столетии в тоталитарных государствах. Кроме того, это зло должно быть столь вопиющим, что могло бы оправдать средства, применяемые для его обуздания, а все остальные возможные методы были уже испробованы.

Оценки, скажем, в вопросе о статусе прав человека, даваемые с позиций этики убеждения и этики ответственности, могут розниться. Права человека не являются чем-то навязанным угнетенным людям против их воли. Противостояние начинается, когда власти отказываются соблюдать эти права, в то время как народ желает ими обладать. Права человека возникли как нормативный ответ на насилие, преследования и угнетение, сделанный на основании опыта. Они существуют не только для людей, но и созданы людьми, т.е. являются продуктом истории и не должны считаться неизменными и незыблемыми. Тем не менее я считаю, что в обычной практике они должны абсолютно приниматься, т.е. их надо соблюдать, даже если это осложняет достижение некоего блага или препятствует пресечению зла. Не принимать их приоритет можно лишь в том случае, если они несовместимы с какими-либо иными правами, которые мы, рассудив здраво, сочтем более весомыми.

Гражданское общество - сфера сотрудничества и столкновения множества частных интересов. Возникает вопрос, как достичь совместимости разнородных и противоречивых интересов всех членов общества, их общей воли и морально-этического начала. Способность обеспечивать такую совместимость и делает политику «искусством возможного ». В жизни, особенно в политической, нередки случаи, когда буквалистская, бескомпромиссная приверженность принципу, диктующему всегда и всюду придерживаться его без учета возможных последствий, может привести к непредсказуемым и непоправимым последствиям.

Для опытного политика из любого правила или принципа могут быть исключения. Например, во все времена властители, да и политические мыслители отстаивали допустимость лжи во имя укрепления существующей системы, считая ложь во благо вполне допустимым средством политики. Канцлер Германии О. Бисмарк как-то заметил: «Политик может со спокойной совестью лгать в трех случаях - перед выборами, во время войны и после охоты». Было бы чистейшей воды лукавством утверждение, что такой-то вполне респектабельный крупный политик или государственный деятель (скажем, У. Черчилль, Ф. Рузвельт, Ш. де Голль) никогда не прибегал к обману, передергиванию или искажению фактов, когда это диктовалось (или так полагали) высшими интересами нации и государства.

Любые дееспособные политические программы должны приспосабливаться к изменяющимся реальностям, от чего-то следует отказываться, что-то заимствовать из программ других политических сил и т.д. Иначе говоря, «искусство возможного» требует от всех сторон, вовлеченных в политику, способности и готовности идти на компромиссы. Поэтому политику можно характеризовать также как «искусство компромисса». Достижение приемлемого для всех сторон компромисса требует интуиции, воображения, дисциплины, опыта, умения.

Однако в морально-этическом контексте компромисс зачастую может рассматриваться как признак отступления от принципов. Как показывает исторический опыт, людям, как правило, импонируют не те государственные и политические деятели, которые славились своим умением достигать компромиссы, а те, кто твердо и бескомпромиссно реализовывал свои идеи и замыслы.

«Искусство возможного» означает не отказ от морально-этического, ценностного начала, а то, что сама политическая этика должна быть реалистичной в смысле учета реальных общественных и структурных предпосылок политической деятельности и возможностей реализации того или иного политического курса. Учет этих предпосылок предполагает то, что К.Г. Баллестрем называет «моральным компромиссом». Такой компромисс отнюдь «не означает отказ от собственных убеждений или их дискредитацию, он означает признание приоритетов того, что в конкретной ситуации является наиболее приемлемым для большинства; он оставляет право использования собственных убеждений для завоевания этого общества». Все то, что согласуется с такой концепцией справедливости и готовности к компромиссу, представляет собой отрицание возможности определения истинности моральных убеждений, навязывание собственных моральных убеждений, стремление устранить, по выражению К.Г. Баллестрема, «скандальный плюрализм при помощи диктата добродетели и воспитания» .

Здесь мораль как одно из сущностных проявлений человеческого измерения - это одно, а абстрактное морализирование - другое. Зачастую нельзя верить на слово политикам, которые делают карьеру, выдавая себя за носителей высшей морали и нравственности, высказывая моралистические суждения и выражая негодование по Поводу несправедливости других. Проповедуемая ими мораль - это ложная мораль.

В сфере международной политической системы сила играет центральную роль, поскольку она позволяет стране защищать и реализовать свои интересы. Разумеется, и здесь во все более растущей степени при решении межгосударственных споров используются невоенные и несиловые средства и методы. Однако, когда они оказываются неэффективными, государство выказывает готовность прибегать к силе. Бывают случаи, когда руководство государства демонстрирует недостаток или отсутствие воли вооружаться и подготовиться к достойному отпору возможному противнику. Это может стимулировать его перейти Рубикон и начать войну.

Именно отсутствие такой воли у правительств Великобритании и Франции во второй половине 30-х годов, сделавших ставку на политику умиротворения Гитлера в условиях широкомасштабного наращивания вооружений Германией, Италией и Японией (при политике изоляционизма руководства США), во многом послужило для агрессоров стимулом к развязыванию Второй мировой войны. В данном конкретном случае аморальными можно считать позиции тех, кто именем морали и нравственности призывал к разоружению и миру, а не тех, кто перед лицом неумолимо надвигавшейся войны требовали наращивать вооружения, чтобы остановить Гитлера и его приспешников .

В целом противоречие между преходящим и вечным, идеальными основаниями и земным несовершенством, идеальным и реальным составляет неискоренимый закон человеческого бытия. Но суть вопроса в рассматриваемом плане заключается в том, что нельзя допускать метафизического противопоставления мира сущего и мира должного, проводить резко обозначенные границы между ними, между сферой морали и сферой политики. Нельзя не согласиться с теми авторами, которые не без оснований утверждают, что принципы справедливости имманентно присущи любой правовой системе.

По мере раскрытия темы стоит задаться вопросом «Почему политика именно как искусство возможного?» Суть каждой политической задачи заключается в ее неповторимости и уникальности. Будь то задача внутренне или внешнеполитического характера, особенности ее решения должны быть не менее неповторимы, чем сама задача. А значит при разработке политических решений необходимо недостаточно просто анализировать полученную информацию и компилировать новое решение, но нужно и проявлять творческую инициативу, создавать новые политические решения, выходящие за пределы современного знания. Стоит отметить, что на это способны далеко не все люди, занимающиеся политической деятельностью, но лишь политики по призванию, испытывающий профессиональный или идеологический интерес к данному виду творчества. Стоит отметить, что очень малая часть таких людей способна на творческую разработку и реализацию даже в авторитарных и тоталитарных обществах, сужающих творческую инициативу подчиненных, но раскрывая относительно широкий простор для творчества единоличному правителю. «принципиально важен именно творческий подход к разработке решения. Без него возникающие в обществе проблемы не будут не только урегулированы, но даже не будут выявлены . Применительно к данной узкой проблеме творчество можно рассматривать не только как способность по-новому сочетать имеющиеся знания и опыт, но и как умение преодолевать привычные, а поэтому устаревшие, подходы и создавать качественно новые идеи, необходимые для решения возникающих проблем. Это важно и потому, что по существу политические проблемы по сути дела всегда уникальны. Это делает бесплодными попытки найти решение новых проблем в прошлом. Соотношение научного, объективного отношения, с одной стороны, а с другой - творческого, субъективного подхода, в том числе и интуитивного, в политическом решении изменчиво. Хотя количественные параметры в этом вопросе вряд ли применимы, некоторые исследователи считают, что это соотношение может достигать 1:9 или, наоборот, 9:1».

Этот (четвертый) подход сегодня преоб­ладает среди ученых и политиков. Он исходит из признания необходимости воздействия нравственности на поли­тику, учитывающего специфику пос­ледней.

Один из важнейших обоснователей компромиссного подхода - Вебер. Он считал, что не следует полностью разделять этику и поли­тику, хотя необходимо внимательно учитывать особенности по­следней. Не может существовать единого нравственного кодекса, одинаково применимого к деловым и сексуальным, к служебным и семейным отношениям, к друзьям и конкурентам и т.п. Поэтому этика должна учитывать особенности политики, главной из которых является применение насилия. "Именно специфическое средство легитимного насилия <...> в руках человеческих союзов, - писал он, - и обусловливает особенность всех этических проблем политики".

Эта особенность делает для политики невозможным следование, например, евангельской заповеди не противиться злу насилием. Политик в силу своих профессиональных занятий должен бороться со злом, в противном случае он несет ответственность за его победу.

Для того чтобы очертить границу влияния нравственности на политику, Вебер разделяет мораль на этику убеждений и этику ответственности. Этика убеждений означает неотступное следование нравственным принципам, независимо оттого, к каким результатам это приведет, не считаясь с затратами и жертвами.

Этика ответственности, напротив, предполагает учет конкретной обстановки, ориентацию политики в первую очередь на ее послед­ствия, внутреннюю ответственность политиков за те результаты своих действий, которые можно предвидеть, готовность предотвратить большее зло, в том числе и с помощью зла меньшего. Соотношение этики ответственности и этики убеждений в реальных действиях должен определять сам политик.

Эти идеи Вебера о соотношении морали и политики получили достаточно широкое распространение. Несмотря на свою кажущуюся реалистичность они имеют ряд слабостей. Прежде всего Вебер фактически сводит политику к легитимному использованию насиль­ственных средств, ограничивая тем самым возможности влияния нравственности на политику. Однако задачи политики, особенно в довременных демократических государствах, намного сложнее, чем применение насилия. При решении целого рада политических вопросов использование или угроза применения насилия могут лишь повредить делу. Без гражданской ответственности, готовности к компромиссам, солидарности и кооперации политических акторов невозможно современное правовое государство". Выход содер­жания политики за пределы сферы применения насилия позволяет более широко использовать в ней нравственные ценности.