Абсолютная честность Кто указывает имя автора фразы, произнося ее, приближает избавление мира. Пиркей Авот 6:6 С точки зрения иудаизма, человек, использующий чужую фразу без ссылки – двойной вор, ибо он отбирает часть уважения, которое заслужил автор, и, кроме того,

Честность (Honn?tet?) Справедливость от первого лица, особенно проявляющаяся в отношениях собственности, обмена и договора. Уважение не только законности, принятой в данной стране, но и равенства, во всяком случае правового, между всеми заинтересованными лицами. Например, я

Взаимность «Взаимность есть основа соглашений».Сколько раз эта старая французская поговорка повторялась. Твердилась она и на лекциях международного права, и при заключении всяких договоров. Наконец произносили ее в бесчисленных случаях всяких жизненных пертурбаций.Не

6.3. Внутренняя честность вещей Среди множества людей, сосуществующих в одном контексте, каждый индивид в отдельности достигает самоутверждения через единство противоположностей. Эта множественность неизбежно влечет за собой диалектические противопоставления, –

Страница 19 из 32

Честность и справедливость

Среди высших нравственных ценностей немаловажное значение имеет правда и тесно связанное с ней понятие правдивости.

Слово «правда» перекликается с другими родственными ему словами – «правый», «правильный» и имеет по меньшей мере три смысла.

Во-первых, оно означает некоторый образцовый порядок бытия и человеческих отношений, которому необходимо неукоснительно следовать для того, чтобы на земле воцарилась гармония между людьми. В этом ракурсе содержание слова «правда» совпадает с понятием справедливости, хотя, пожалуй, в большей степени акцентирует момент идеальности и онтологической укорененности названного образцового порядка. Именно в таком случае говорят «надо жить по правде» или «правда восторжествует». Правда является здесь чем-то вроде высшей инстанции, выносящей в конце концов свой приговор.

«Правдоискательство», столь характерное для России, занято поисками именно этой «высшей правды», которая выразила бы себя в справедливом людском или божественном суде, при котором злые и жестокие будут наказаны, а хорошие и добрые – вознаграждены. «Высшая правда» как бы возносится над многоликой эмпирией жизни, над ее грязью и мелочностью, несправедливостью и бессмысленностью. Она – выше фактичности, является более глубинной и основной силой, чем простой событийный ряд. В этом смысле «высшая правда» противостоит «правде жизни», понятой как механическая подборка негативных примеров. Она настолько же фундаментальнее «суммы негативных фактов», насколько океанская волна значительнее, чем пена и щепки на ее поверхности. Тот, кто живет «по правде» – живет по нравственному закону, по Божьим заповедям, по человеческой совести и никогда не скажет: «Все кругом гадкие и скверные, это – правда жизни, зачем же мне быть добрым и щедрым?». Правда не сводится к реестру ужасов из «желтых» газет, она надэмпирична и взывает к человеческому в человеке.

В реальном общении «порядок правды» выражает себя в открытости между людьми, в том, что они честны друг с другом, не лгут, не предают, не подличают. Правда в межличностной коммуникации и в отношениях между группами проявляется в доверии, во внимании и отзывчивости, она предполагает взаимопомощь, поддержку, стремление и способность понять другого, а также раскрыть себя – свои намерения и планы. Правда исключает всякую эксплуатацию, корыстное и расчетливое использование другого как всего лишь инструмента для достижения собственных целей.

Второй смысл понятия «правда» означает соответствие наших представлений объективному положению дел. Все знают с детства, что надо «говорить правду», то есть не лгать, не искажать реальной картины событий, не сочинять небылиц, которые выдаются за факты. Тот, кто в этом смысле следует правде – не лжет и не обманывает, является правдивым человеком. Правдивость – это освещение событий или высказывание своих взглядов такими, как они есть, без подмены и камуфляжа. «То, что вчера произошла драка, – это правда» – в данном случае правдой является факт, о котором спрашивают, имел ли он место. Или: «То, что я люблю вас, – это правда» – правдивое признание утверждает факт внутренней жизни говорящего. Правда внешних и внутренних фактов позволяет индивидам общаться в рамках единого поля понимания, без недоумений, опасений и смыслового тумана. Правдивость делает индивидов доступными друг другу для совместного переживания и действия.

Правдивость, говорил Монтень, лежит в основе всякой добродетели. Действительно, только честное, правдивое отношение к другим людям является собственно моральным, ибо оно предполагает признание чужого достоинства. Мы сами не желаем быть обманутыми, объегоренными, «обведенными вокруг пальца» и не должны поступать подобным образом по отношению к другим.

Правда как адекватная характеристика ситуации противостоит обману или лжи (в данном случае ложь и обман мы используем как синонимы, хотя можно установить различия между этими понятиями). Если правда соединяет людей, делает их способными к полноценной коммуникации, то обман означает разрыв, отчуждение, взаимное недоверие. Обманывающий, как правило, своекорыстен, он искажает положение вещей для того, чтобы в чем-то ущемить других и утвердить или возвысить себя, чтобы обогатиться или получить власть нечестно – за чужой счет.

Правда тесно связана с достоинством человека: тот, кто уважает себя самого, не бывает низким лжецом и хитрым обманщиком, он стремится избежать всякого притворства и нечестности, стыдится быть уличенным во лжи, не хочет вводить в заблуждение других людей, ибо уважает их и ценит. Тот же, кто охотно лжет, не ценит и не уважает других, ставит их в глупое положение, мешает правильно сориентироваться, безжалостно сбивает их с толку. Однако при этом он теряет и собственное достоинство.

Есть еще и третий смысл, в котором употребляется слово «правда». Он указывает нам на то, что «высшая правда» – не абстрактна и каждый прикасается к ней по-своему и со своих позиций.

Здесь уместно сравнить правду и истину – два понятия, которые, казалось бы, говорят нам об одном и том же. Однако между ними есть существенные различия. Об истине мы говорим, прежде всего, в теоретическом и научном знании. Истина – одна для всех, это устоявшееся представление о неких законах или законе, которые характерны для той или иной сферы действительности. Научной истине противостоит не обман, а заблуждение – неадекватное представление, возникшее в ходе познания, однако без чьего бы то ни было злого умысла. Заблуждение непреднамеренно, это лишь результат «блуждания ума», который в поисках истины забрел немного не туда. Старым истинам могут противостоять гипотезы, высказывающие «новые истины», но за гипотезами не стоит особый партикулярный интерес. Научные истины базируются на фактах, но не сводятся к ним, и, наконец, научные истины не переживаются остро эмоционально. При всей страстности отдельных ученых теоретические исследования – сфера разума и рассудка.

Впрочем, у вопроса о лжи и правде есть и другая сторона. Всякую ли правду надо говорить в глаза человеку? Надо ли инвалиду громко объявлять, что он – инвалид, а некрасивой женщине, что она – некрасива? Можно ли создать что-нибудь на основе «правды», которая ранит и убивает? Это чисто нравственная проблема, которая может быть сформулирована так: зачем в каждом конкретном случае мы говорим правду и как мы ее говорим?

Бывают люди, которые очень любят «резать правду-матку», попирая при этом чужое достоинство, унижая собеседника, мрачно сгущая обстоятельства и выставляя на первый план свое превосходство. Но в этом случае речь не идет о правде, а только о злостном самоутверждении под флагом правды. Бедная, бедная правда, какие только пороки не рядятся в ее одежды! Видимо, о правде в подлинном смысле слова речь может идти только тогда, когда мы сообщаем об обстоятельствах максимально объективно, даем самую широкую панораму возможных следствий из наличной ситуации, поддерживаем уверенность и достоинство другого, какую бы правду мы ему ни сообщали. Глубоко правы философы Востока, которые считают, что правда должна быть всегда подана в достаточно приятной, вежливой форме, в противном же случае она из правды превращается в «кривду», а то и в откровенную ложь.

Противоборство правды и лжи – постоянная составляющая нашей повседневной жизни. Если бы на свете существовала только правда – только открытые, честные, прозрачные отношения, лишенные эгоизма и своекорыстия, – мир стал бы воплощенным раем. Собственно, так и описывается в эзотерической литературе общение светлых духов на высших уровнях бытия: это такой контакт, при котором обман невозможен, ибо духи прозрачны и их мысли и чувства светятся, ничем не скрытые и не затуманенные. Да обман здесь и ни к чему – между духами нет борьбы за блага, которых может кому-то не хватить, а божественная милость не убывает по мере ее принятия, а лишь увеличивается.

Но земная жизнь материальна, мысли и стремления скрыты здесь за оболочкой тела, заключены в непроницаемую черепную коробку, и узнать что-либо о них мы можем только косвенно – по словам и поступкам. К тому же в обыденной жизни мы все являемся «точками зрения», что делает наши интересы способными расходиться с интересами других людей, а то и в корне противостоять им. Поэтому обман оказывается вполне возможен, а нередко практически выгоден и удобен.

Наше несовершенное бытие поистине пронизано ложью и обманом. Люди обманывают друг друга в личном общении, стараясь получить при этом искомые блага и выгоды, они мошенничают в торговле, лгут в рекламе и в средствах массовой информации, хитрят и ловчат в политике, обкрадывают друг друга во всех сферах жизни, халтурят в производстве и созидают при помощи идеологии и искусства заведомо пустые иллюзии у тысяч людей. Иногда человек даже теряется, запутавшись: где же правда, а где ложь? И, что важно, речь идет не об иллюзиях, которые рождаются сами собой, без нашего на то вмешательства, не об «объективных видимостях» вроде той, что Земля плоская, в то время как она – шар, речь идет о преднамеренном искажении информации. Вот почему проблема «правда – ложь» или «правда – обман» – одна из центральных в этическом знании.

Глубокое коварство скрыто в самой природе обмана, ибо обманная речь носит заведомо двойственный характер. Это всегда намеренное искажение информации, одновременно выдаваемое за самую что ни на есть правду! Это правдоподобная неправда, заявляющая о себе как истина в последней инстанции. Обман – театр масок, которые представляются как подлинные лица. Обманщик всегда обещает принести другому благо, клянется и божится в исполнении обещанного, после чего приносит зло, разочарование, убивает доверие и веру.

В человеческом обществе существует множество форм лживого поведения. Одной из них является невыполнение обещаний и договоров , когда одна сторона, заключившая некое соглашение, подводит другую, не делая того, что было договорено. Например, тот, кто обещал привезти товар, вовсе не привозит его, или поставщик сырья вместо продукта первого сорта поставляет третий сорт, ловко замаскировав его под первый. Подобный обман подрывает в современном мире сами основы экономической жизни. Присловье «не обманешь – не продашь» очень мало подходит к нынешним рыночным условиям и принципам, это реликт стародавнего базара, где продавец гнилой продукции может порадоваться, что на свете так много народу, который можно изо дня в день безнаказанно обманывать. Правдивость и верность слову стали одной из фундаментальных добродетелей западного рыночного общества, где, конечно, не обходится без блефа, но где на одном лишь блефе никак нельзя преуспеть.

Невыполнение обязательств, раздача заведомо лживых обещаний неприемлемы в личных отношениях так же, как в экономических. Если мужчина, соблазняя женщину, обещает ей золотые горы, а потом обнаруживается, что он просто сочинил для нее красивую приманку, то она может сказать ему, как героиня одной из песен Аллы Пугачевой: «Вы отныне не друг мой и не мой герой». Обманщик не достоин ни уважения, ни любви.

Другой вид обманного поведения – хитрость . Хитрость – это действие со скрытым умыслом, изобретательность, умение найти выход из самых разных положений, это изворотливость, ловкость, лукавство. Хитрый человек умеет реализовать свои желания, обойдя запреты таким образом, что никто не сможет его обвинить в нарушении правил или законов. Хитрец во время Великого поста «выдаст порося за карася», ничего не делая, напишет великолепный отчет о работе и таким образом «вотрет очки». Хитрец построит «потемкинские деревни» и создаст иллюзию благополучия для проезжающего начальства. Хитрый мошенничает, совершает подлоги, чтобы добиться своих целей. Правда, хитрость выступает не только как негативное, но и как позитивное качество. Например, хитроумный Одиссей нарядил своих сотоварищей в бараньи шкуры, чтобы их не погубил страшный циклоп. Хитрость издревле считалась «женским» качеством, ибо если мужчина достигает своих целей прямотой и силой, то женщина, не обладающая силой, добивается выполнения своих желаний хитростью – лукавством, обманными маневрами. Примерами «женских хитростей» является поведение лисицы из русских сказок.

Хитрость нередко используется для самооправдания, когда человек, нарушивший, к примеру, некий порядок, уверяет всех, что он просто не знал правил. Наивность, доверчивость, страдательность – излюбленные маски хитрости, прикрывающие практичность, хваткость и целеустремленность лжеца.

Хитрость имеет два крупных «практических» недостатка. Во-первых, она часто «шита белыми нитками» и разглядеть человека, явно хитрящего и выгадывающего, не так уж трудно. Во-вторых, у хитреца всегда есть опасность «перехитрить самого себя». Порой люди так заигрываются в сложные игры объегоривания ближнего, что теряют из виду собственный интерес, в результате чего сами же оказываются в проигрыше. Но так им, пожалуй, и надо! Какой бы милой ни выглядела хитрость, там, где она никого не спасает, она – простой обман и как обман должна получить по заслугам.

Следующий вид обмана, весьма опасный по своим последствиям, – это клевета . Клевета, как правило, служит для того, чтобы убрать с пути мешающего соперника, отнять чужое богатство, отомстить за обиды в прошлом или просто уничтожить другого из зависти. Клевета – возведение напраслины, приписывание другому человеку негативных качеств, которыми он не обладает.
Это – обвинение, которое полностью разрушает справедливость, это зло в действии. Клевета безжалостна, она рассматривает другого только как препятствие на пути клеветника к желанным благам – деньгам, должности или просто психологическому самоутверждению. Клевещут люди низкие, аморальные, безнадежно потерявшие совесть, те, для которых «цель оправдывает средства», а все средства оказываются хороши для удовлетворения эгоистических желаний. Клевета буйно расцветает в странах и государствах, где общество требует от своих граждан доносительства. Само по себе сообщение властям о нарушениях общественного порядка – вещь далеко не всегда скверная, вовремя поступившая информация способна упредить ограбления, террористические акты и прочие крупные неприятности, затеваемые порой экстремистски настроенными или корыстными людьми. Однако превращение доноса в обыденность создает огромное искушение для клеветников. Клевета нередко бывает анонимной, клеветник скрывает свое имя, боясь справедливого разоблачения своей лжи, и действует тайно, надеясь, что люди решат – «нет дыма без огня». Вот почему к анонимным письмам и звонкам следует относиться с особой осторожностью: информация, сообщенная «неизвестно кем», в девяноста случаях из ста оказывается клеветой.

Особыми видами обмана выступают ханжество и лицемерие . Это маски добродетельности и доброжелательства, которые надевают на себя люди, испытывающие на самом деле вовсе другие чувства. Ханжа ужасается современным нравам, читает моральную проповедь молодежи, сокрушается по поводу ухудшения воспитания, а сам предается тайным порокам. Строгость нравов есть для него только витрина, ею он тешит свое самолюбие и обретает возможность доминировать над другими, занимаясь нравоучениями. Однако когда никто не видит, ханжа не отказывается от плотских утех и эгоистических удовольствий, приверженность которым он так осуждает в других.

Лицемер в явной форме выражает сочувствие другим, в то время как сам тихо злорадствует чужому несчастью или неудаче. Он охает, вздыхает и проливает слезы, в то время как душа его торжествует. Или, напротив, лицемер фальшиво-ласково улыбается, всеми силами изображает радушие и приязнь, тогда как человек, которому он выказывает любезность, ему вовсе не приятен, быть может, даже противен, и уж во всяком случае вызывает раздражение. Не является ли в таком случае всякая вежливость лицемерием? Полагаю, что нет. Вежливость – общепринятая форма поведения, способ выражения безличной приязни, и всякий воспитанный человек обращается вежливо с другими, независимо от того, нравятся они ему или нет.

Определенной разновидностью лицемерия можно считать лесть. Лестью называют неумеренные похвалы, не соответствующие реальным достоинствам человека. Льстят, желая расположить другого к себе, стремясь получить покровительство, помощь, поддержку, протекцию, собираясь извлечь выгоды из полезного знакомства. Лестью «покупают» дружбу и благоволение. Льстец может прекрасно отдавать себе отчет в том, насколько расточаемые им сладкие слова далеки от реального образа «предмета лести», но он будет еще красноречивее, еще восторженнее петь свои хвалебные песни, хотя, вполне вероятно, сам же втихомолку потешается над предметом своей лести.

Если неумеренные похвалы, столь приятные для слуха большинства людей, искренни, то их вряд ли можно считать лестью. Лесть возникает тогда, когда у говорящего есть «двойное дно», корыстный умысел. Льстец-лгун перестает льстить, как только добивается своего, как только становится независим от того, чья приязнь была нужна ему. В этом коварство лести: льстец – потенциальный предатель, готовый рассказать вчерашнему кумиру, что на самом деле он просто доверчивый болван.

Особым видом обмана являются разного рода розыгрыши и шутки , цель которых не корысть, а забава. Шутка и розыгрыш могут быть восприняты положительно только тогда, когда они реально не приносят зла, не унижают достоинства другого человека и не доводят его до инфаркта.

В этической литературе на протяжении столетий обсуждается тема «лжи во спасение», или «добродетельного обмана». Подобный обман считается допустимым, простительным. Это вроде и не обман вовсе, а вполне благое дело. Например, если вашего друга ищут убийцы, то вы вправе солгать им, что он пошел направо, в то время как он отправился налево. Впрочем, Иммануил Кант считал и такую ложь недопустимой, справедливо предполагая, что она может не привести к должному практическому результату, и в то же время останется ложью.

Тем не менее в жизни есть целый ряд ситуаций, когда большинство людей считают обман не только допустимым, но и единственно правильным поведением. Подвигом и доблестью считается обмануть врага, спутать его расчеты, дезориентировать его, дабы выиграть войну или хотя бы даже сражение. Специальные службы занимаются системой дезинформации, призванной ввести в заблуждение противника. Всякое сохранение секрета или тайны – то есть умолчание реального положения дел – тоже выступает в роли добродетельного обмана, а тайны и секреты присутствуют во многих сферах жизни – в бизнесе, политике, в развитии производства.

«Ложью во спасение» считается поведение, когда мы не сообщаем кому-либо информацию, которая буквально может убить его. Например, тяжелобольному нередко лгут, что его заболевание не так страшно, дают умирающему надежду на спасение, облегчают его последние дни. Или же престарелым родителям не сообщают о смерти их сына, говоря, что он просто уехал далеко и письма, наверное, не доходят. Подобное поведение может считаться добродетельным, только если оно не несет определенных практических последствий, которых категорически не желают те, кого обманывают. Люди нередко предпочитают знать самую тяжелую правду, чтобы вести себя сообразно ситуации и принимать решения с пониманием обстоятельств. Так, больной может жаждать правды, чтобы сделать последние распоряжения, изъявить свою волю. Родители предпочтут узнать, что их сына нет в живых, но не считать, что он просто холодно покинул их на старости лет, оставил одних. Поэтому люди, идущие на «ложь во спасение», всегда берут на себя огромную моральную ответственность.

Несколько ранее мы уже вскользь коснулись вопроса об умолчании как обмане. В сущности, замалчивание и сокрытие какой-либо информации прямым обманом не является, так же, как нельзя назвать обманом высказывание полуправды: в полуправде – часть правды, а она не становится ложью оттого, что дана не полностью. Однако умолчание способно не меньше дезориентировать других людей, чем прямой обман, явная ложь. Умолчание оставляет пустое место для любых догадок и домыслов, оно предполагает множество самых разных возможностей, и никто не может с достоверностью сказать, какая из них будет соответствовать реальному положению дел. В этом случае умолчание и обман играют одну и ту же роль – они не говорят правды. Обман-умолчание полагается допустимым и оправданным, когда он стоит на страже грубого вмешательства в наш внутренний мир, ограждает от бестактного и назойливого собеседника, желающего выпытать всю подноготную ради развлечения или корысти. Так, знаменитый человек, уклоняющийся от ответов на вопросы бульварного журналиста и отделывающийся пустыми, ничего не значащими фразами, уважаем нами как достойная личность, не позволяющая превратить себя в шута и дать толпе играть своим внутренним миром.

Честного человека можно оставить рядом с любым богатством, доверить ему самое драгоценное – он все сохранит в целости. Честность, понятая в этом смысле, является важнейшим условием всякого человеческого взаимодействия, это совершенно «практическая» добродетель, без которой невозможно простое совместное действие: как можно, к примеру, построить вместе дом, если подельщики разворуют по кирпичу и по балке и разбегутся в разные стороны!

Честность в практическом ключе означает также верность . Честный человек – не предатель, он не проявит коварства, не нарушит данного слова, не обманет надежд и ожиданий, а сделает именно то и именно так, как об этом было условлено. Честность как верность выражается в совместном преодолении трудностей: если двое идут в тяжелый поход, то честный не оставит товарища на середине дороги и приложит все усилия, если его надо спасать или выручать. Честность – это последовательное и упорное выполнение взятого на себя долга. Родители должны честно заботиться о своих детях, даже если дети не отвечают их честолюбивым амбициям и фантазиям. Выросшие дети обязаны честно выполнять долг по отношению к престарелым родителям. Человек, начавший важное дело, честно стремится довести его до конца – в этом смысле честность выступает не только как верность, но и как добросовестность или надежность .

Наконец, слово «честность» нередко употребляется как синоним «справедливости». В этом случае фраза «И они честно поделили то, что вместе заработали» означает «справедливо поделили». При «честном поведении» каждому, кто участвует в совместном начинании, достанется та доля вознаграждения или наказания, которую он заслужил. Здесь не будет субъективизма, произвола, предпочтения любимчиков, «заспинных» сговоров и «частных лавочек». Честность как справедливость прекрасно иллюстрируется примером экзамена.
Если преподаватель ведет себя честно, он ставит оценки сообразно знаниям – хорошо подготовленному – пятерку, а лодырю – двойку, то есть поступает справедливо. Если же экзаменатор нечестен, то он снизит оценку отличнику, потому что тот, возможно, отстаивал свою точку зрения или иначе задел его самолюбие, а явному бездельнику поставит хорошую оценку – за подарок или взятку. И это будет типичная несправедливость.

Все перечисленные смыслы честности говорят нам о том, что честный – это человек чести, тот, кто обладает достоинством и гордостью, кто никогда не опустится до аморального, подлого, предательского поведения.

Особой темой при обсуждении феномена честности выступает вопрос о правдивости нашего самоосознания – и подлинности «Я». Честность – это правдивость перед самим собой, адекватное самопонимание и в то же время это отсутствие фальши в нашем самовыражении. Все это – и понимание себя, и личностная цельность и целостность – являются крупными проблемами
XX века.

Третий вид самообмана, ставший темой обсуждения в наши дни, это самообман относительно собственной индивидуальности. Иначе говоря, речь идет о подлинности нашего «Я», о его самостоятельности и уникальности. Эта проблема обсуждается у многих авторов, в том числе у таких крупных философов, как М. Хайдеггер и Э. Фромм. Большинство людей полагают себя самостоятельными личностями, в то время как они таковыми вовсе не являются. М. Хайдеггер говорит о современном мире как о «мире man» – от немецкой безличной формы: «man sagt» – говорят, «man baut» – строят. В этих высказываниях отсутствует субъект – самосознающее ответственное «Я». Люди, погруженные в повседневность, мыслят «как другие» и действуют «по типу других», но не осознают этого, пока не столкнутся с переживанием собственной грядущей смерти. По Хайдеггеру, именно бытийный ужас перед смертью пробуждает индивидов от их длящегося всю жизнь душевного сна и заставляет взглянуть в глаза правде – своей конечности и уникальности, которая побуждает их выйти из слепого самообманного прозябания.

Э. Фромм подчеркивает, что люди, живущие вполне обезличенно, нередко искренне уверены: их взгляды, мысли, мнения – это их собственное достояние. Однако на самом деле совокупность присущих им представлений почерпнута ими извне: из мнений родителей и родственников, друзей и знакомых, из радио-, телепередач и газет. Люди тешут себя иллюзией самостоятельности, в то время как живут не собственными, а заемными чувствами и мыслями. Чтобы честно разобраться в себе, полагает Фромм, необходимо анализировать свои взгляды, внимательно проверять, откуда к нам пришла та или иная идея – была она взята у других «в готовом виде» или явилась результатом собственной душевной работы, своего опыта мышления и переживания.

Как на огромную современную проблему Фромм указывает на засилье в массах «рыночной ориентации» сознания, при которой человек вообще утрачивает свою «подлинность», аутентичность.

Грань между «честностью» и «нечестностью» в отношении себя самого стирается. Это происходит потому, что изменяющаяся рыночная конъюнктура требует от человека все время продавать свои способности. Но способности всякий раз требуются разные. Индивид стремится «выгодно себя продать», «иметь спрос», и он старательно подстраивается под запросы других, становится тем безликим началом, которое способно обрядиться в любой костюм и надеть любую маску, но само не имеет лица. Можно ли говорить о честности и самообмане с тем, кто не имеет устойчивого «Я» и оказывается текучим как вода, все время бегущая по новому руслу?

«Быть подлинным» – это значит обладать достаточно устойчивым индивидуально-личностным ядром, значит признавать все стороны своего многосложного «Я» и выражать себя вовне свободно и спонтанно – не следуя рабски диктату людей и обстоятельств. «Подлинный» и честный с самим собой человек – это не твердолобый догматик, затвердивший когда-то несколько истин, но это и не хамелеон, постоянно мимикрирующий изменением цвета. Тот, кто честен с собой, во всей полноте осознает свое «Я» и активно развивает лучшие свои способности, склонности и тенденции.

Последний, но очень важный и распространенный вид самообмана, о котором мне хотелось бы сказать здесь, это самообман по поводу наших достоинств и отношения к нам окружающих людей. Можно сказать, что это самообман «розовых очков». Через «розовые очки» можно смотреть как на самих себя, так и на окружающую действительность. В нравственном отношении этот самообман может иметь как положительные, так и отрицательные формы, в зависимости от того, какое мироощущение ему сопутствует и какое поведение из него следует.

Негативный вариант составляет резко завышенная самооценка, хорошо выражаемая формулой «она знала себе цену, но только двойную». Человек, знающий себе «двойную цену», имеет искаженный образ себя, он может получать приятные переживания от представления о собственных достоинствах, но неизбежно сталкивается с «недооценкой» со стороны окружающих, что заставляет его вступать в конфликты, проявлять высокомерие и рьяно требовать от других «признания». Честный самоанализ мог бы в этом случае придать реалистичности взгляду на себя и помочь выйти из состояния перманентной претензии ко всем вокруг.

Скверную службу может сослужить человеку и приукрашенное, идеализированное представление об отношении к нему других людей. Оно заставляет постоянно разочаровываться, испытывать горечь оттого, что другие виделись исключительно милыми, добрыми и ласковыми и вдруг обнаружили гнев, зависть, грубость – несовершенства. Когда вместо ожидаемой любви получаешь тумаки и шишки, «розовые очки» слетают и могут навсегда превратиться в «черные очки», что, в свою очередь, исказит действительность, однозначно приписав ей знак минус.

Честное видение себя и других – это максимально реалистическое видение.

Впрочем, некоторый самообман может играть и весьма позитивную роль в человеческой жизни, что было мудро замечено и взято на вооружение современной психотерапией. Дело в том, что человек не просто отражает реальность, подобно гладкому зеркалу, но постоянно творит ее в самых разных формах – и практически, и интеллектуально, и своими эмоциями и переживаниями. В конце концов, смысл всему на свете приписываем мы сами! Поэтому честность – это не только следование чисто эмпирическому положению дел, но и формирование определенных тенденций. Такая постановка вопроса означает, что смотреть на самого себя через «розовые очки» в некотором роде хорошее и полезное дело. Мы являемся тем, что мы о себе думаем, потому что наше действие и поступок в абсолютном большинстве случаев следуют за мыслью или за установкой, сложившейся не без участия мыслей.

Мы становимся тем, что себе говорим, и обнаруживаем у себя те черты и свойства, которые себе приписываем. Поэтому, если некто твердит себе: «Я трус», то он скорее всего струсит.
Но если другой постоянно утверждает в глубине души: «Я храбрец», то в подходящей ситуации он окажется способным проявить храбрость. Мы можем «программировать» себя как на дурное, так и на самое лучшее. Поэтому, когда человек относится к себе самому положительно, утверждает в себе доброту, справедливость, великодушие, он непременно обнаружит эти качества, даже если сегодня их еще нет в нем.

То же касается и других людей. Когда мы относимся к другим людям заведомо позитивно, без подозрительности, страха и тревоги, мы вызываем такое же отношение в ответ. Открытость ведет к открытости, приязнь – к приязни. Положительное, доброжелательное, даже несколько идеализированное восприятие других как бы побуждает их тянуться вверх в ответ на высокую оценку и «дорастать» до своего возвышенного образа. Выпущенное в мир добро возвращается добром, порой многократно умноженным. Конечно, случаются ошибки, но все же желательно думать о людях немножко лучше, чем они есть.

Укрупненное видение позитивной стороны событий, возвышающий и одобрительный взгляд на себя и на других был назван в современной психологии «позитивным мышлением». Без обиняков можно сказать, что «позитивное мышление», даже если квалифицировать его как вид «добродетельного обмана», является совершенно реальным инструментом нравственного и психологического совершенствования как человека, так и общества в целом.

Справедливость – это понятие о должном, соответствующее определенным представлениям о сущности человека и его неотъемлемых правах. Справедливость – одно из основных понятий нравственного сознания и важнейшая категория теоретической этики. Справедливость одновременно определяет отношения между людьми по поводу их взаимных обязанностей и по поводу распределения совместно произведенных материальных и духовных благ. В зависимости от понимания того, какой должна быть справедливость, полагаются одинаковые обязанности (одинаковое отношение к некоторым правилам поведения) для всех лиц и уравнительное распределение или разные обязанности для разных лиц (например, дифференцированный уровень ответственности при выполнении разных работ) и дифференцированное распределение.

В связи с тем, что вопросы распределения благ и характер ответственности в развитых обществах регулируются не только моралью, справедливость также является категорией политического и правового сознания. Тем не менее, в той мере, в какой политические решения и законы рассматриваются как справедливые или несправедливые, речь всегда идет об их нравственной оценке, о том, согласны ли люди жить в обществе, имеющем такие законы и проводящем данную политическую линию, или же они отвергают его как негуманное, бесчеловечное, унижающее достоинство человека или отдельных групп людей.

Категория справедливости играла важную роль в этике Аристотеля, была основополагающей для таких мыслителей, как Дж. Локк, Д. Юм, Г. Спенсер, П. Кропоткин. Интерес к категории справедливости особенно проявляется в этических исследованиях в Новое время, когда начинается развитие буржуазных демократий, обосновываются идеи правового государства.

Отношения людей друг к другу отражаются в понятии справедливости в связи с их принадлежностью к некоторому целому. Вне понимания значения сохранения этого целого в интересах всех оценка отдельных нравственных действий как справедливых или не справедливых теряет смысл. Аристотель верно обратил внимание на то, что справедливость выражает не одну добродетель, а охватывает их все. Он говорил, что «...правосудность (справедливость - Авт .) есть полная добродетель, взятая, однако, не безотносительно, но в отношении к другому лицу. Поэтому правосудность часто кажется величайшей из добродетелей, и ей дивятся больше, чем «свету вечерней и утренней звезды».

Производность представления о справедливости от идеи о том, что нужно обеспечить стабильность некоторого целого, что без этого нельзя сохранить условия собственного бытия, подтверждается примитивными верованиями древнего человека. На сохранение целостности направлены магические действия, предполагающие воскрешение убитого на охоте зверя, символические порезы, наносимые охотником себе после того, как на охоте была пролита кровь добычи. В работе П. Кропоткина «Этика» из идеи сохранения целостности непосредственно выводятся идея равенства воздаяния, а затем и более развитые представления о справедливости. Справедливость связывается со стремлением к восстановлению нарушенной из-за неправильных действий гармонии целого. Первобытные дикари и более цивилизованные народы по сию пору понимают под словами «правда», «справедливость» восстановление нарушенного равновесия.

Более развитые представления о справедливости требуют, однако, не просто воспроизводить идею сохранения равенства, но также отразить индивидуальный вклад каждого в производство общественного богатства.

В связи с этим в концепции Аристотеля различается «распределительная» и «уравнительная» (направительная) справедливость. «...Распределительное право, с чем все согласны, должно учитывать известное достоинство».

Направительное право фактически означает, что соблюдается эквивалентный обмен моральными качествами, что правила, одинаковые для всех, должны всеми обязательно выполняться. Это составляет содержание направительного права (утверждающего равное отношение к закону) и направительной справедливости, оценивающей такое состояние как позитивное, необходимое. «Ведь безразлично, кто у кого украл - добрый у дурного или дурной у доброго, и кто сотворил блуд - добрый или дурной; но если один поступает неправосудно, а другой терпит неправосудие и один причинил вред, а другому он причинен, то закон учитывает разницу только с точки зрения вреда, с людьми же он обращается как с равными».

По существу Аристотель в своих рассуждениях о направительной справедливости улавливает одну из самых существенных характеристик права как применения равного масштаба к неравным лицам. Но он рассматривает это не только в качестве специфической черты правовой регуляции, но и в качестве неотъемлемого элемента морального понимания справедливости. В целом здесь нет никакого противоречия. Принцип равного обмена нравственными характеристиками работает в морали. Он только представлен здесь не столь формально, как в праве, и не исчерпывает всего многообразия нравственных отношений. Например, я могу быть милосердным, могу прощать человека, который обошелся со мной дурно, и тем самым не соблюдать эквивалентного обмена нравственными характеристиками. Такой тип поведения, собственно, уже выходит за рамки обычного понимания справедливости, хотя прощение тоже можно считать справедливым, если учитываются все обстоятельства, вынудившие того или иного человека совершить дурной поступок.

По мере того, как индивидуализация личности осознается в качестве все большей и большей ценности, в идеях справедливости также отражаются условия личного бытия, необходимые для индивидуального самовыражения. В этой связи уже само общество подвергается оценке с точки зрения того, насколько оно защищает индивидуальные права личности и насколько оно дает возможность для самореализации каждого человека.

Однако возможность самореализации каждого всегда соотносится в понятии справедливости и с интересами всех, с исходной идеей сохранения целостности и приумножения принадлежащего всем богатства. В силу этого категория «справедливость» показывает, до какой степени допустима индивидуализация. Превращение удовлетворения личного интереса в единственный критерий ориентации поведения всегда оценивается в нравственном сознании как несправедливое, как эгоизм. Таким образом, мы можем выделить следующие критерии, в соответствии с которыми вырабатываются представления о справедливости:

– уравнивание, направленное на сохранение целого (одинаковый обмен моральными качествами);

– оценка индивидуального вклада каждого в увеличение общественного богатства
(в укрепление могущества целого) - общественно санкционированное поощрение;

– защита индивидуальности - гарантии основных прав человека;

– условия для утверждения индивидуальности - возможности для самореализации, предоставляемые обществом, включая право на образование, обеспечение стартовых условий для удовлетворения собственного интереса;

– допустимая степень выражения собственного интереса;

– интеграция в мировое сообщество (связано с гарантией права на свободу передвижения, выбора места жительства, условиями для развития культурной жизни). Если запросы идеала намного обгоняют действительность, возникает желание построить общество, изолирующее себя от других обществ. Так возникает утопическая и несправедливая по отношению к человеку практика самоизоляции, связанная с ограничением доступа к информации, созданием препятствий для контактов с гражданами других государств, запрещением поездок за рубеж и т.д.