Близкие родственники убитых во время службы в российских военных полагаются на компенсацию от государства, которая регулируется несколькими законами. Многие люди проводят годы в судебных разбирательствах с правительством, пытаясь получить доступ к этим платежам, в то время как другие просто заключают мир с отсутствием какой-либо компенсации за родственника, убитого в вооруженных силах.

Журналист Михаил Данилович изучал этот феномен, чтобы узнать больше о семьях, забытых российским государством. Не видя ничего плохого в армии, он не пытался уклониться от черновика. После службы Захар хотел закончить школу и поступить на факультет Пермского технического института.

Каков порядок получения выплат?

Позднее она узнает, что ее сын умер через несколько часов после этого телефонного звонка. По сей день она все еще не знает, как именно он умер. Приказы командира подразделения Захара содержат фразу «внезапная сердечная смерть», но Борзова полагает, что в этой истории больше. Она говорит, что она увидела синяки на теле ее сына, и один из солдат Захара, который проводил с ним время в Екатеринбурге, внезапно прекратил говорить с ней, сказав, что он отказывается обсуждать смерть Захара.

Местный военный комиссариат никогда не связывался с Борзовой о выплатах, которые правительство обязано сделать родственникам в случае смерти солдата. Борзова подала заявку на получение сертификата, но ей отказали. В результате официальные лица утверждали, что она не имела права на одну копейку от правительства. Следующие девять лет Борзова провела борьбу с государством, чтобы получить компенсацию за нее как мать убитого солдата. Она говорит, что сделала это из гнева, больше всего на свете. Она хотела доказать, что она права.

Статистика, опубликованная российским Пенсионным фондом, предполагает, что в настоящее время в разных странах существуют тысячи людей. «Меры социальной поддержки распространяются на членов семьи военнослужащих и женщин, погибших на линии военной службы», - пояснил в официальном письме представитель Министерства социальной защиты Перми, подчеркнув последнюю часть приговора.

Спустя восемь лет, пытаясь убедить чиновников и военных властей в ее деле, Борзова наконец решил принять министерство социальной защиты в суд. Региональный комиссариат также был включен в иск в качестве третьей стороны, поскольку он имел связи с обеими сторонами в споре и мог помочь суду понять, кто прав. Как только этот процесс начался, военные внезапно отказались от лингвистических дискуссий.

В течение последних семи лет Медуза обнаружила по меньшей мере 41 другой судебный процесс, когда родственники убитых солдат предъявили иск государству после того, как официальные лица отказали им в своих правах. Причина судебного разбирательства всегда была одинаковой: словесные расхождения - обычно между словами «мертвые» и «убитые», или между фразами «во время военной службы» и «в линии военной службы». Ни один из этих случаев не касался боевая смерть. В большинстве этих судебных разбирательств судья встал на сторону родственников убитых солдат, обычно постановляя, что родственники военнослужащего имеют право на выплаты, пособия и компенсации, если причина смерти не была нанесена самим себе.

В одном случае суд поддержал солдатскую семью, хотя он покончил жизнь самоубийством. Несколько законов гарантируют льготы и выплаты родственникам российских солдат, погибших в служебных командировках. Борзова подала в суд на свое местное бюро социального обеспечения, чтобы получать платежи из Пенсионного фонда России, как это предусмотрено федеральным законом о ветеранах.

Однако эта сумма делится между всеми родственниками, и убитый военнослужащий получает также долю, которая возвращается государству. Министерство обороны отказалось рассказать Медузе, сколько людей в России сейчас получают эти платежи сегодня. Его имя, как и фамилии его родственников, отсутствует в общедоступной версии его материалов, и Медуза не смогла связаться со своей семьей. В докладе от его командира его смерть описывается как результат «острого цереброваскулярного нарушения» во время боевого дежурства.

Как и Любовь Борзова, Чабановы получили документы от военных, которые использовали слово «умер» и «смерть», а не «убиты». Когда она представила новую копию, городские власти вновь указали на несоответствие между словами «убиты» и «умерли». Поднявшись, Чабанова даже привезла словарь на одно из слушаний, где она подчеркнула выражение «умереть за Родину», пытаясь доказать, что слова «умереть» и «быть убитыми» являются синонимами в контексте военной службы. В конечном итоге суд постановил, что юридически значимым обстоятельством смерти Чабанова было то, что оно имело место во время военной службы, а не то, что он умер определенным образом.

Условия назначения военной пенсии по потери кормильца

Город фактически обжаловал этот приговор и проиграл. Спустя короткое время чиновники отказались платить компенсацию отца Чабанова на идентичных языковых основаниях. Он взял город в суд и победил. Некоторые судьи прямо пишут в своих приговорах, что нет никакой разницы между словами «умер» и «убитыми», когда речь идет о выплате компенсаций и пособий родственникам солдат.

Но это не неслыханно, потому что семьи погибших солдат теряют в суде. Из 41 случая, рассмотренного Медузой, семь постановлений встали на сторону правительства. В одном случае родственники начали получать компенсационные выплаты, но затем местные власти передумали. Алексей Дураков умер 20 лет назад на военной базе в Смоленской области. После его смерти родители Дуракова получили необходимый сертификат для получения своих прав, но власти позже решили, что они допустили ошибку и начали возвращать документы в семью через суды.

Какие выплаты положены при смерти родственника в ДТП

Тогда региональный суд в Воронеже определил, что смерть Дуракова не была «привязана к выполнению обязанностей военной службы». Согласно документам военных, он и еще один солдат покинули свои должности за день до того, как их должны были выписать, на велосипеде в соседнюю деревню, где они собирались встретиться с некоторыми девушками, которых они знали. По пути, однако, они были поражены автомобилем. Дураков был убит, а судьба другого человека не сообщается в материалах дела. Мать Дуракова говорит, что она уверена, что ее сына убили, но суд проигнорировал ее мнение.

Иногда российские суды выносят противоречивые приговоры в случаях с очень близкими обстоятельствами. В обоих случаях смертельные случаи были результатом самоубийства. В Перми судья встал на сторону матери, но в Башкортостане суд застрял на той же адской лексике, которая преследует родственников в другом месте. В последнем приговоре судья писал: Из буквального значения слов «умер»и «убитых»следует, что человек, убитый при исполнении своих обязанностей, является тем, смерть которого является непосредственным результатом травмы.

Надбавки, увеличивающие сумму выплат

Андрей Шлычков служил всего три месяца в вооруженных силах. Разница между словами «умерла» и «убита» - не единственная стилистическая точка, которая может повлиять на родственников, ищущих государственную компенсацию. Например, пенсии для солдатских семей, потерявших кормильца, зависят от отчетов медицинских комиссий военных. В частности, они зависят от причины смерти, которая официально зарегистрирована. Смерть от «военной травмы» и «болезни, заключенной во время военной службы», приводят к пенсионным выплатам разной суммы.

Медуза узнала о некоторых случаях, когда семьям убитых солдат было отказано в выплате ежемесячных компенсаций и пенсионных выплат, поскольку у них не было отчета от военной медицинской комиссии. Николай Мишин, директор центра социального обеспечения Пермского областного военного комиссариата, сказал Медузе, что доклад военной медицинской комиссии, а не формулировка в отчете командира убитого солдата, - это то, что наиболее важно для требования компенсации со стороны государства. Мишин говорит, что он знал прапорщика, который «напился и задохнулся от собственной рвоты» в канун Нового года, «но он это сделал во время дежурства».

Медицинская комиссия позже записала причину смерти офицера как «военную травму», Мишин говорит, и его родственникам была присуждена максимально возможная компенсация.


Несмотря на заявления Мишина, почти в каждом случае, известном Медузе, проблемы семей начались с приказов командиров убитых солдат о потере личного состава, а не в сообщениях военных медицинских комиссий. Эти приказы командиров выдаются на основании свидетельств о смерти, зарегистрированных военными судебными экспертами.

В то же время, однако, шаблонный текст официальных документов министерства остается практически неизменным, за исключением одного пересмотра: слово «умер» заменило слово «убито». В каждом офисе военные чиновники заявили, что считают, что существует различие между словами «умер» и «убитыми», но никто не мог предложить четкие критерии для различения этих двух понятий. Однако Кесаев боролся, чтобы объяснить существенные различия между солдатами, которые «умирают» и «убиты».

«Быть ​​убитым, если это во время исполнения военных обязанностей, а умирать - когда это происходит без работы», - сказал Медузе представитель воинской части в центральной России, прося не указывать его имя или номер единицы. И командиры, поэтому у медведя нет их ослов, и поэтому деньги продолжают течь в свои подразделения, они пишут «умер», а не «убиты».

Другие государственные чиновники, которые говорили с Медузой, высказывали аналогичные взгляды на выплаты и пособия семьям погибших солдат. Один из экспертов, работающих в Министерстве социальной защиты Пермского края, который проиграл в суде Любовь Борзова, сказал, что ее офис выдает справки только в том случае, если воинские документы указывают на то, что он был убит.

И если написано, что он умер, и его смерть была связана с выполнением его обязанностей в военной службе, вы бы выдали сертификат? Но он не был убит при исполнении служебных обязанностей. Возможно, он заболел и умер от этого, верно? Может быть, он каким-то образом повредил, или, может быть, повесился.