Антиох Дмитриевич Кантемир родился в семье молдавского господаря, или правителя, в 1708 году. Отец писателя Дмитрий Константинович заключил союз с Петром I, стремясь освободить свою страну от турецкого ига. Но Прутский поход 1711 года был неудачным, вследствие чего семья навсегда оставила солнечную Молдавию и переехала в Россию.

Антиох с детства прекрасно знал итальянский, греческий, латинский, английский и французский языки, а русский язык с младенчества был для него родным.

С 1725 года Кантемир находился на военной службе, но главным занятием для него в это время была литературная деятельность: он много читал и переводил, сочинял любовные песни. С 1729 года он становится известен как автор стихотворных сатир, политически злых и точных по цели, хотя ни одна из них не была напечатана при жизни автора: они распространялись в списках и были очень популярны.

В 1730 году Кантемир начал писать эпическую поэму «Петриды», посвященную Петру I, которая так и не была закончена.

В это же время он перевел книгу французского писателя Б. Фонтенеля «Беседы о множественности миров», в которой излагались научные идеи, многим церковникам казавшиеся крамольными. Перевод долго не печатали, он вышел в свет только в 1740 году.

Уже первая сатира Кантемира обратила на себя внимание архиепископа Феофана Прокоповича, который был деятельным сподвижником Петра I и в своих проповедях всегда поддерживал его преобразования. В дальнейшем Кантемир сблизился с «ученой дружиной» Феофана - кружком образованнейших людей своего времени, среди которых был, в частности, историк В. М. Татищев.

Как и Феофан Прокопович, Кантемир принял активное участие в событиях 1730 года, сопутствующих возведению на престол Анны Иоанновны. Однако очень скоро пришло разочарование, так как Антиох и его друзья убедились, что императрица не стремится продолжать реформы Петра II, в частности его просветительскую деятельность.

В 1731 году Кантемир был назначен русским послом в Лондон и навсегда уехал из России. С 1738 года он, также в качестве посла, находился в Париже. За границей Кантемир не оставляет своих литературных занятий, он продолжает писать: сочинил три новых сатиры; существенно переработал текст первых пяти, созданных еще в России; переводил Анакреона и Горация, вел обширную переписку.

Он написал трактат «Письмо Харитона Макентина к приятелю о сложении стихов русских», составив имя автора из букв собственного имени и фамилии.

Это был отклик на публикацию в 1735 году трактата В.К. Тредиаковского «Новый и краткий способ к сложению российских стихов». Кантемир обсуждал вопросы русского стихосложения, отстаивая силлабический принцип, основанный на одинаковом количестве слогов, но считал необходимым ритмизировать стих с помощью цезуры - паузы среди строки. Именно таким стихом написаны его сатиры в переработанной редакции.

А. Кантемир неоднократно пытался напечатать свои сатиры. Но впервые опубликованы они были только после его смерти, в 1749 году, причем в переводе на французский язык. В России сатиры Кантемира стали доступны читателям лишь в 1762 году.

Сатира I на хулящих учение, созданная в 1729 году, называется «К уму своему». Автор «прославляет» невежество и глупость, объясняя, что от ума все проблемы и несчастья.

Начинается сатира обращением к уму, чтоб он не трудился напрасно, ибо славы и почета можно добиться, не потея и не томя себя трудом. Напротив, тем, кто трудится, плохо в этом мире, всяк ими гнушается:

Кто над столом гнется,

Пяля на книгу глаза, больших не добьется

Палат, ни расцвечена мрамором саду;

Овцу не прибавит он к отцовскому стаду.

Правда, в нашем молодом монархе надежда

Всходит музам немала, со стыдом невежда Бежит его.

И с грустью добавляет:

Но та беда: многие в царе похваляют

За страх то, что в подданном дерзко осуждают.

После оценки роли царя в развитии наук и искусства взгляд Кантемира обращается к церкви и отношению к ней общества, в том числе ученых людей:

Расколы и ереси науки суть дети;

Больше врет, кому далось больше разумети;

Приходит в безбожие, кто над книгой тает…

Прихожане уже не просто слушают проповеди в церкви, но сами читают Библию и

Толкуют, всему хотят знать повод, причину,

Мало веры подая священному чину.

Обнаруживается и еще одна вина науки. Силван считает, что учение вызывает голод, потому что прежде, «не зная латыни», жили

Гораздо обильнее, чем мы живем ныне;

Гораздо в невежестве больше хлеба жали;

Переняв чужой язык, свой хлеб потеряли.

И ни к чему пытаться понять суть и причину вещей и явлении, ведь от этого не прирастет грош, нельзя узнать, сколько крадет дворецкий и приказчик, как прибавить воду или число бочек с винного завода. Знание свойств руд, «различие злата, серебра, меди», трав и болезней - это все ложь.

К чему звезд течение числить, ни к делу,

Ни кстати за одним ночь пятном не спать целу,

За любопытством одним лишиться покою,

Ища, солнце ль движется или мы с землею?

Зачем, если в часовнике написано «число месяца и час солнечного восхода»/

Поделить землю на четверти мы сможем без Евклида, без алгебры знаем, сколько копеек в рубле.

Силван одно знание слично людям хвалит:

Что учит множить доход и расходы малит.

Зачем трудиться, если от этого не толстеет карман? Это просто вредное безумство.

Силвану подпевает румяный Лука:

Наука содружество людей разрушает.

Не стоит уходить от общества друзей ради книг, ведь мы должны проводить жизнь в веселье и пирах, поскольку «вино - дар божественный», оно сближает людей, дает повод и тему для разговора, веселит, снимает тяжкие мысли, слабых ободряет, жестоких смягчает, угрюмость отводит, влюбленных соединяет. Но как долго жить в тиши и праздности? Ведь народная мудрость гласит: «Делу - время, а потехе - час». Но, увы, автор вовсе не собирается вести трезвую и праведную жизнь:

Когда по небу сохой бразды водить станут,

А с поверхности земли звезды уж проглянут,

Когда будут течь к ключам своим быстры реки

И возвратятся назад минувшие веки,

Когда в пост чернец одну есть станет вязигу,

Тогда, оставя стакан, примуся за книгу.

А Медор огорчен, что много бумаги уходит на письмо и печатание книг, что фунт доброй пудры не сменяет на Сенеку, а Вергилий и Цицерон ценятся дешевле сапожника и портного.

Зато «щеголь, скупец, ханжа» злобно ругают науку, умные люди имеют право их не слушать, но, напротив, эти речи запали им в душу, а истину мало кто любит.

Можешь быть епископом - много ума для этого не надо: уберися в рясу, повесь крест на тело, «клобуком прикрой главу, брюхо - бородою» и благословляй всех направо и налево. А самое главное - заботься о доходах церкви.

Хочешь быть судьей - надень парик и брани всех, кто пришел с пустыми руками. Во время процесса можно спать. Забудь про закон, уставы, права; главное - "крепить приговоры", никому не сочувствуя.

Златой век до нашего времени не дотянул роду;

Гордость, леность, богатство мудрость одолело.

А теперь невежество поднялось выше науки, оно «под митрой гордится, в шитом платье ходит», заседает в суде, командует полками. А наука «ободрана, в лоскутах обшита», изгнана из домов, с ней не хотят знаться, не водят дружбы.

Все кричат:

Никакой плод не видим с науки,

Ученых хоть голова полна - пусты руки.

В обществе ценится тот, кто играет в карты, знает изысканные вина, танцует, одевается со вкусом. Он с мла-

Дых лет мнит себя достойнее семи мудрецов. Прочие же, даже знающие некоторые элементы науки, ропщут на жизнь за то, что ничего в ней не добились: церковник не стал епископом, воин - полководцем, писец - юристом. Зато тому, кто имеет в роду семь бояр и владеет двумя тысячами дворцов, уметь читать и писать вовсе не нужно. Завершается сатира обращением к уму:

Таковы слыша слова и примеры видя,

Молчи, уме, не скучай, в незнатности сидя.

Те знания, что тебе дала мудрость, храни в себе и про себя рассуждай о пользе наук; если же вздумаешь об этом поведать свету, то вместо похвал можешь «достать хулу злую», то есть порицание от других людей за смелые и разумные мысли.

Кантемир был одним из создателей новой литературы. «Сатиры» Н. Буало послужили для него образцом жанра, но по содержанию и проблематике его творчество связано с русской действительностью и отечественной сатирической традицией. Как и его предшественники, Кантемир писал силлабическим стихом, не боялся использовать просторечные слова и выражения. Он правдиво и достоверно изображал быт и нравы своей эпохи.

Сатирик высмеивал боявшихся просвещения священников и бояр, противников петровских реформ и смело осуждал этих знатных бездельников, которые «одним благородием хвастают», но не могут похвалиться «добрыми делами »

В книгу вошли сатиры и стихотворные сочинения русского сатирика XVIII века Антиоха Кантемира. Каждая из его сатир ставит ту или иную серьезную общественную проблему и разрабатывает ее с большой яркостью для своего времени. Сатиры Кантимира интересны еще своим ярким бытовым колоритом. Невежество, низкопоклонство, жадность, лицемерие, сплетни и т. п. - все эти пороки "казнятся" Кантимиром с большой едкостью.

Примечания: А. Кантемир, П. Орлов.

АНТИОХ КАНТЕМИР
САТИРЫ. ПИСЬМА. ЭПИГРАММЫ. ИЗ АНАКРЕОНА

САТИРЫ

Сатира I
На хулящих учение
К уму своему

1 Уме недозрелый плод недолгой науки!
Покойся, не понуждай к перу мои руки:
Не писав летящи дни века проводити
Можно, и славу достать, хоть творцом не слыти.
5 Ведут к ней нетрудные в наш век пути многи,
На которых смелые не запнутся ноги;
Всех неприятнее тот, что босы проклали
Девять сестр . Многи на нем силу потеряли,
Не дошед; нужно на нем потеть и томиться,
10 И в тех трудах всяк тебя как мору чужится,
Смеется, гнушается. Кто над столом гнется,
Пяля на книгу глаза, больших не добьется
Палат, ни расцвеченна марморами саду ;
Овцу не прибавит он к отцовскому стаду.
15 Правда, в нашем молодом монархе надежда
Всходит музам немала; со стыдом невежда
Бежит его. Аполлин славы в нем защиту
Своей не слабу почул, чтяща свою свиту
Видел его самого , и во всем обильно
20 Тщится множить жителей парнасских он сильно.
Но та беда: многие в царе похваляют
За страх то, что в подданном дерзко осуждают.
"Расколы и ереси науки суть дети;
Больше врет, кому далось больше разумети;
25 Приходит в безбожие , кто над книгой тает, -
Критон с четками в руках ворчит и вздыхает,
И просит, свята душа, с горькими слезами
Смотреть, сколь семя наук вредно между нами;
Дети наши, что пред тем, тихи и покорны,
30 Праотческим шли следом к божией проворны
Службе, с страхом слушая, что сами не знали,
Теперь, к церкви соблазну, библию честь стали;
Толкуют, всему хотят знать повод, причину,
Мало веры подая священному чину;
35 Потеряли добрый нрав, забыли пить квасу,
Не прибьешь их палкою к соленому мясу;
Уже свечек не кладут, постных дней не знают;

СПИСОК ЛИТературы ДЛЯ ЧТЕНИЯ

История русской литературы

Первая сатира («На хулящих учение. К уму своему») открывается знаменитыми стихами: «Уме недозрелый, плод недолгой науки! / Покойся, не принуждай к перу мои руки…»

Сатирик перечисляет доводы тех, кто считает науки ненужными. Ханжа Критон видит в них причину безбожия: «Расколы и ереси науки суть дети; / Больше врёт, кому надо больше разумети». Прежде люди покорно шли к церковной службе и слушали её, не понимая. Теперь, к соблазну Церкви, стали сами читать Библию, забыли про посты, не пьют квасу, разучились класть поклоны и ставить свечи, считают, что монастырям не пристали вотчины. Скопидом Сильва говорит, что учение наводит голод: не учась латыни, больше собирали хлеба. Дворянин не должен грамотно говорить и постигать причину мира: он от этого не узнает, сколько крадёт приказчик и как прибавить число бочек с винного заводу. «Землю в четверти делить без Евклида смыслим, / Сколько копеек в рубле, без алгебры счислим». «Румяный, трижды рыгнув, Лука подпевает»: наука мешает людям веселиться и разрушает компанию. Вино - дар божественный; весёлый человек, оставя стакан, не возьмётся за книгу. Щёголь Медор тужит, что на книги много исходит бумаги, а ему уже не на что завернуть завитые кудри; Виргилий и Цицерон двух денег не стоят перед славным портным и сапожником. «Вот часть речей, что на всяк день звенят мне в уши».

Да и видно, что без науки легче добиться успеха. Чтобы стать епископом, довольно клобуком покрыть главу, брюхо - бородою и, раздувшись в карете, всех лицемерно благословлять. Судье довольно вздеть перук с узлами и бранить приходящих с пустыми руками. Законов ему знать не надобно: то дело подьячих лезть на бумажные горы.

Всякий невежда мнит себя быть достойным самого высшего чина и почестей. Так уму и не надо этих почестей искать, а надо, сидя в своём углу, в себе самом хранить знание о пользе наук, а не объяснять её другим.

Сатира вторая («На зависть и гордость дворян злонравных»), диалог между Филаретом («Любящим добродетель») и Евгением («Благородным», т. е. знатным). Филарет встречает Евгения в великой грусти и угадывает тому причину: «Трифону лента дана, Туллий деревнями / Награждён - ты с древними презрен именами». Евгений подтверждает. Его огорчает, что вчерашние пирожники и сапожники вспрыгнули на высокую степень, а он со своей знатностью ничего не достиг. «Знатны уж предки мои были в царство Ольги» и с тех пор управляли и на войне, и в судах, «А батюшка уж всем верх - так его не стало, / Государства правое плечо с ним отпало». Обидно, имея таких предков, всюду видеть себя последним.

Филарет отвечает обстоятельно и откровенно. Благородство - вещь важная, но должно оно быть добыто или подтверждено собственными заслугами. А грамота, «плеснью и червями изгрызена», никакого достоинства человеку не даёт: «Мало пользует тебя звать хоть сыном царским, / Если в нравах с гнусным ты не равнствуешь псарским»; в благородных течёт та же кровь, что и в холопах. Евгений никаких заслуг перед отечеством не имеет, а сам признал, что предки его не иначе, как по заслугам получали свои чины и награды. «Пел петух, встала заря, лучи осветили / Солнца верхи гор - тогда войско выводили / На поле предки твои, а ты под парчою, / Углублен мягко в пуху телом и душою, / Грозно соплешь, пока дня пробегут две доли…»

Далее описывается день щёголя. С утра он долго нежится, затем пьёт чай или кофе, прихотливо причёсывается, обувается в тесные башмаки («Пот с слуги валится, / В две мозоли и тебе краса становится»), надевает наряд ценой в целую деревню и выбранный с искусством, которое сложнее науки римского права. Затем он предаётся обжорству, окружённый гнусными друзьями, которые, конечно, оставят его, как только он промотается. Евгений же постоянно приближает час своего разорения, предаваясь мотовству и картёжной игре: не одну деревню он уже проиграл.

А чтобы занимать важные должности, нужны многие знания. Евгений же ничего не знает из многосложной военной науки, моря боится и править кораблем не способен. Судьей может быть тот, кто «Мудры не спускает с рук законы Петровы, / Коими мы стали вдруг народ уже новый», - и к тому же добросердечен - Евгений, кроме своего невежества, бесчувствен и жесток: смеётся нищете, бьёт холопа до крови, что махнул рукою вместо правой левою, по мотовству своему считает законными все способы пополнить пустой кошелек. Даже придворных чинов он заслужить не может. Евгений ленив, а придворные чины добываются хлопотами и терпением. Вон царедворец Клит: он целые дни проводит в чужих передних, осторожно меряет слова, чтобы никого не обидеть, и вместе с тем прямо идёт к своей цели. Таким качествам не грех и поучиться - с тем чтобы употреблять их на добрые дела.

Словом, злонравие Евгения делает его ни на что не годным: «Исправь себя и тогда жди, дружок, награду; / По тех пор забытым быть не считай в досаду». А что Туллий и Трифон не имеют знатных предков - это ничего не значит. Как предки Евгения начинали знатный род при Ольге, так Трифон и Туллий начали теперь свой. Адам дворян не родил, и Ной в ковчеге спас всех равных себе земледельцев. «От них мы все сплошь пошли, иной поранее, / Оставя дудку, соху, другой попозднее».

Сатира седьмая («О воспитании. К князю Никите Юрьевичу Трубецкому») есть скорее эпистола, чем сатира: развёрнутое изложение мыслей о предмете рассуждения. Поэт начинает с обличения общего мнения, будто бы разум даётся исключительно с возрастом и что поэтому молодой человек не может дать здравого совета. Отчего же такой предрассудок? Многие говорят, что человек от природы склонен вдаваться в обман, но на самом деле от воспитания зависит больше: любая нива засохнет, если её не поливать; любая же и даст плод при искусном уходе. Это знал Петр Великий, который сам стремился искать добрые примеры в других странах и открывал училища для подданных. Правильное воспитание - путь к совершенству: «Главное воспитания в том состоит дело, / Чтоб сердце, страсти изгнав, младенчее зрело / В добрых нравах утвердить, чтоб чрез то полезен / Сын твой был отечеству, меж людьми любезен / И всегда желателен, - к тому все науки / Концу и искусства все должны подать руки».

Можно быть великим учёным или воином - но злонравного и нелюбезного человека никто добром не помянет. Только добродетель может дать человеку спокойную совесть и бесстрашное ожидание кончины. Лучше простой ум с чистой совестью, чем острый разум со злобой.

Не надо всё время твердить детям строгие уставы и ругать их, тем более прилюдно - этим лишь отобьёшь любовь к добродетели. Лучше всего действовать примером. Заметив в сыне дурную склонность, надо указать ему на кого-нибудь, кто страдает от неё: скупца, иссохшего над своим золотом, мота в тюрьме, больного любострастника. Надо осторожно выбирать ребенку слуг и всё окружение: оно сильно влияет на воспитание. Часто сын теряет добродетель в объятиях рабыни и учится у слуг лгать. Злее же всех пример - родители. Нет толку читать ребёнку наставления, если он беспрестанно видит зло в собственном отце. Кто и не может избегать зла сам, пусть скроет его от сына: ведь никто не покажет гостю беспорядок в своём доме, а дети ближе, чем гость. Многим такие наставления от молодого человека покажутся за вздор, заключает поэт, так они могут и не читать этих стихов, которые писаны для одной забавы…

Эстетические и философские взгляды Кантемира. Кантемир - основоположник сатирического направления (анализ сатир 1, 2, 7). Белинский о Кантемире

Антиох Дмитриевич Кантемир -- первый русский писатель-классицист, автор стихотворных сатир. Кантемир, создавший жанровую модель сатиры в русской литературе нового времени, опирался на европейскую литературную традицию от античных основоположников жанра до его современных интерпретаторов, он называет имена Горация, Ювенала, Буало. Всего Кантемир написал восемь сатир: пять в России, три за границе. Русские и заграничные сатиры заметно различаются по своим жанровым признакам. Сатиры, написанные в России, являются «живописными», т. е. представляют собой галерею портретов носителей порока; заграничные сатиры -- «философическими», поскольку в них Кантемир более тяготеет к рассуждению о пороке как таковом.

Тексты Кантемировых сатир буквально перенасыщены риторическими фигурами восклицания, вопрошения и обращения, которые поддерживают ощущение устной, звучащей речи, порождаемое текстом сатиры. Особенно разнообразны в своих функциях обращения, например: «Уме недозрелый, плод недолгой науки! // Покойся, не понуждай к перу мои руки» -- «Таковы слыша слова и примеры видя, // Молчи, уме, не скучай, в незнатности сидя» (С. 57, 61).

Одна из самых ярких стилевых примет Кантемировой сатиры -- это имитация ее текста под устную разговорную речь, звучащее слово. Подлинным смысловым центром сатир Кантемира является Сатира III «О различии страстей человеческих. К архиепископу Новгородскому», адресованная Феофану Прокоповичу.

Ранние сатиры Кантемира создавались в эпоху, наступившую после смерти Петра I. Одним из пунктов разногласий было отношение к наукам и светскому образованию. В этой обстановке, первая сатира «явилась произведением огромного политического звучания, так как она была направлена против невежества как определенной социальной и политической силы, а не абстрактного порока... невежества воинствующего и торжествующего, облеченного авторитетом государственной и церковной власти».

Объектом сатиры стали гонители, или, по выражению самого автора, «хулители», наук и просвещения. Обращение писателя к своему уму, т. е. к самому себе, указывало читателю на то одиночество, в котором оказался молодой поэт среди осмелевших после смерти Петра I мракобесов. В сатире выведены два типа невежд. К первому из них относятся святоши Критон и помещик Силван. Их абсолютно не затронули нововведения петровского времени, и они предпочитают во всем придерживаться «праотческих» порядков. Критон убежден в том, что науки губят людей, приводят к ересям и безбожию. Он возмущается непослушанием молодежи, не соблюдающей постов, стремящейся до всего дойти своим умом, не признающей авторитета церкви:

Дети наши, что пред тем, тихи и покорны,

Праотческим шли следом к божией проворны

Службе, с страхом слушая, что сами не знали,

Теперь, к церкви соблазну, Библию честь стали;

Толкуют, всему хотят знать повод, причину,

Мало веры подал священному чину (С. 58)

Скопидом Силван подходит к наукам с другой, грубо практической точки зрения. Он смеется над медициной, называет врачей обманщиками, наживающимися на доверии пациентов. С самодовольством невежды он отрицает необходимость знания иностранных языков, алгебры и геометрии, не нужных ему в хозяйственных делах: «Землю в четверти делить без Евклида смыслим, / /Сколько копеек в рубле -- без алгебры счислим» (С. 59). Второй тип невежд представлен людьми нового поколения.

Молодых хулителей наук Луку и Медора новые веяния затронули чисто внешне. Весельчак и эпикуреец Лука уже познал прелести светской жизни, он против уединения, аскетизма, но, осуждая аскетизм, он вместе с ним отвергает и науки, мешающие веселому времяпрепровождению. Новомодный щеголь Медор сетует на то, что слишком много «бумаги исходит на письмо, на печать книг», и ему «не в чем уже завертеть завитые кудри» (С. 59). Хороший сапожник, в его глазах, предпочтительнее Виргилия, модный портной -- нужнее Цицерона.

Выразительны портреты епископа и судьи, прикрывающих глубокое невежество внешними знаками своего сана:

Епископом хочешь быть -- уберися в рясу,

Сверх той тело с гордостью риза полосата…

Хочешь ли судьею стать, вздень перук с узлами,

Брани того, кто просит с пустыми руками (С. 60).

Вторая сатира -- «На зависть и гордость дворян злонравных. Филарет и Евгений» (1730) -- также связана с борьбой вокруг мероприятий петровского времени. Согласно изданной Петром I «Табели о рангах», продвижение дворян по службе ставилось в прямую зависимость от их усердия и образования. Тем самым был нанесен удар по боярским привилегиям, по местничеству. Древности рода были противопоставлены личные заслуги дворянина. Это вызвало недовольство потомственной аристократии, которая после смерти Петра стремилась вернуть себе былые права.

Сатира построена в форме диалога между сторонником петровской «Табели о рангах» Филаретом (в переводе с греческого «добродетельным») и защитником боярских привилегий Евгением («благородным»). Евгений глубоко оскорблен тем, что его обошли и повышением в чине, и наградами. Особенно возмущает его выдвижение на командные посты людей незнатного происхождения.

Свое право на чины и награды Евгений пробует утвердить на заслугах предков и на древности рода, к которому он принадлежит:

Знатны уже предки мои были в царство Ольги

И с тех времен по сих пор в углу не сидели --

Государства лучшими чинами владели (С. 69).

Но времена изменились, и в иных условиях притязания Евгения выглядят смешно и архаично. С резкой отповедью Евгению выступает Филарет, выразитель идей самого автора. Он воздает должное славным предкам своего приятеля, но считает, что заслуги отцов и дедов не должны прокладывать дорогу к высоким чинам и наградам их ленивому и бездарному потомку. Филарет перечисляет ряд должностей, которые мог бы занять Евгений -- полководец, судья, казначей, -- но которыми тот пренебрег по причине своей лености и невежества. По-новому ставится и вопрос о благородстве. «Разнится, -- заявляет Филарет, -- потомком быть предков благородных, или благородным быть» (С 71).

Из просветительской литературы пришла к Кантемиру и тема воспитания (см. сатиру VII «О воспитании. Князю Никите Юрьевичу Трубецкому»), которой много внимания уделяли английские просветители Локк и Шефтсбери. Выдвинув правильную мысль о решающем значении в формировании нравственного облика человека не словесных наставлений, а живых примеров, Кантемир главное место в своей сатире отводит показу порочных нравов и уродливых порядков, в окружении которых с ранних лет находится большинство дворян. «Эта сатира, -- писал Белинский, -- исполнена таких здравых, гуманных понятий о воспитании, что стоила бы и теперь быть напечатанной золотыми буквами».

Белинский о Кантемире: - он был "первым сподвижником Петра на таком поприще, которого Петр не дождался увидеть, но которое, как и все в России, приготовлено им же. О, как бы горячо обнял великий преобразователь России двадцатилетнего стихотворца, если бы дожил до его первой сатиры!".

- «Он «первый на Руси свел поэзию с жизнию, тогда как сам Ломоносов только развел их надолго». Главную заслугу Кантемира великий критик видит в том, что он брал материал для своих поэтических произведений из окружающей действительности. Этому благоприятствовал, по мысли Белинского, сатирический характер творчества Кантемира, который не давал ему увлекаться «риторикой». «Это сатирическое направление, -- писал он о Кантемире и его продолжателях, -- столь важное и благодетельное, столь живое и действительное для общества... никогда не прекращалось в русской литературе....»

А. Д. Кантемир

Сатира I. На хулящих учение. К уму своему

1 Уме недозрелый(2), плод недолгой науки! Покойся, не понуждай к перу мои руки: Не писав летящи дни века проводити Можно, и славу достать, хоть творцом(3) не слыти. 5 Ведут к ней нетрудные в наш век(4) пути многи, На которых смелые не запнутся ноги; Всех неприятнее тот, что босы проклали Девять сестр(5). Многи на нем силу потеряли, Не дошед; нужно на нем потеть и томиться, 10 И в тех трудах всяк тебя как мору чужится, Смеется, гнушается. Кто над столом гнется, Пяля на книгу глаза, больших не добьется Палат, ни расцвеченна марморами6 саду; Овцу не прибавит(7) он к отцовскому стаду. 15 Правда, в нашем молодом монархе8 надежда Всходит музам(9) немала; со стыдом невежда Бежит его. Аполлин(10) славы в нем защиту Своей не слабу почул, чтяща свою свиту Видел его самого(11), и во всем обильно 20 Тщится множить жителей парнасских(12) он сильно. Но та беда: многие в царе похваляют За страх то, что в подданном дерзко осуждают. "Расколы и ереси(13) науки суть дети; Больше врет, кому далось больше разумети; 25 Приходит в безбожие(14), кто над книгой тает, - Критон(15) с четками в руках ворчит и вздыхает, И просит, свята душа, с горькими слезами Смотреть, сколь семя наук вредно между нами; Дети наши, что пред тем, тихи и покорны, 30 Праотческим шли следом к божией проворны Службе, с страхом слушая, что сами не знали, Теперь, к церкви соблазну, библию честь стали; Толкуют, всему хотят знать повод, причину, Мало веры подая священному чину; 35 Потеряли добрый нрав, забыли пить квасу, Не прибьешь их палкою к соленому мясу; Уже свечек не кладут, постных дней не знают; Мирскую в церковных власть руках лишну чают, Шепча, что тем, что мирской жизни уж отстали, 40 Поместья и вотчины весьма не пристали". Силван(16) другую вину наукам находит. "Учение, - говорит, - нам голод наводит; Живали мы преж сего, не зная латыне, Гораздо обильнее, чем мы живем ныне; 45 Гораздо в невежестве больше хлеба жали(17); Переняв чужой язык, свой хлеб потеряли. Буде речь моя слаба, буде нет в ней чину, Ни связи, - должно ль о том тужить дворянину? Довод, порядок в словах(18) - подлых то есть дело, 50 Знатным полно подтверждать иль отрицать смело. С ума сошел, кто души силу и пределы(19) Испытает; кто в поту томится дни целы, Чтоб строй мира(20) и вещей выведать премену Иль причину, - глупо он лепит горох в стену. 55 Прирастет ли мне с того день к жизни, иль в ящик Хотя грош? могу ль чрез то узнать, что приказчик, Что дворецкий крадет в год? как прибавить воду В мой пруд? как бочек число с винного заводу? Не умнее, кто глаза, полон беспокойства, 60 Коптит, печась при огне, чтоб вызнать руд свойства(21), Ведь не теперь мы твердим, что буки, что веди - Можно знать различие злата, сребра, меди. Трав, болезней знание22 - голы все то враки; Глава ль болит - тому врач ищет в руке знаки(23); 65 Всему в нас виновна кровь, буде ему веру Дать хочешь. Слабеем ли - кровь тихо чрезмеру Течет; если спешно - жар в теле; ответ смело Дает, хотя внутрь никто видел живо тело(24). А пока в баснях таких время он проводит, 70 Лучший сок из нашего мешка в его входит. К чему звезд течение числить(25), и ни к делу, Ни кстати за одним ночь пятном(26) не спать целу, За любопытством одним лишиться покою, Ища, солнце ль движется, или мы с землею(27)? 75 В часовнике можно честь на всякий день года Число месяца и час солнечного всхода. Землю в четверти делить(28) без Евклида смыслим, Сколько копеек в рубле - без алгебры(29) счислим". Силван одно знание слично людям хвалит: 80 Что учит множить доход и расходы малит; Трудиться в том, с чего вдруг карман не толстеет, Гражданству вредным весьма безумством звать смеет. Румяный, трожды рыгнув, Лука(30) подпевает: "Наука содружество людей разрушает; 85 Люди мы к сообществу божия тварь стали(31), Не в нашу пользу одну смысла дар прияли. Что же пользы иному, когда я запруся В чулан, для мертвых друзей(32) - живущих лишуся, Когда все содружество, вся моя ватага 90 Будет чернило, перо, песок да бумага? В веселье, в пирах мы жизнь должны провождати: И так она недолга - на что коротати, Крушиться над книгою и повреждать очи? Не лучше ли с кубком дни прогулять и ночи? 95 Вино - дар божественный(33), много в нем провору: Дружит людей, подает повод к разговору, Веселит, все тяжкие мысли отымает, Скудость знает облегчать, слабых ободряет, Жестоких мягчит сердца, угрюмость отводит, 100 Любовник легче вином в цель свою доходит(34). Когда по небу сохой бразды водить станут(35), А с поверхности земли звезды уж проглянут, Когда будут течь к ключам своим быстры реки И возвратятся назад минувшие веки, 105 Когда в пост чернец одну есть станет вязигу, - Тогда, оставя стакан, примуся за книгу". Медор(36) тужит, что чресчур бумаги исходит На письмо, на печать книг, а ему приходит, Что не в чем уж завертеть завитые кудри(37); 110 Не сменит на Сенеку(38) он фунт доброй пудры; Пред Егором двух денег Виргилий(39) не стоит; Рексу - не Цицерону(40) похвала достоит. Вот часть речей, что на всяк день звенят мне в уши; Вот для чего я, уме, немее быть клуши 115 Советую. Когда нет пользы, ободряет К трудам хвала(41), - без того сердце унывает. Сколько ж больше вместо хвал да хулы терпети! Трудней то, неж пьянице вина не имети, Нежли не славить попу святую неделю, 120 Нежли купцу(42) пиво пить не в три пуда хмелю. Знаю, что можешь, уме, смело мне представить, Что трудно злонравному добродетель славить, Что щеголь, скупец, ханжа и таким подобны Науку должны хулить, - да речи их злобны 125 Умным людям не устав, плюнуть на них можно; Изряден, хвален твой суд(43); так бы то быть должно, Да в наш век злобных слова умными владеют. А к тому ж не только тех науки имеют Недрузей, которых я, краткости радея, 130 Исчел иль, правду сказать, мог исчесть смелея. Полно ль того? Райских врат ключари святые(44), И им же Фемис(45) вески вверила златые, Мало любят, чуть не все, истинну украсу(46). Епископом хочешь быть - уберися в рясу, 135 Сверх той тело с гордостью риза полосата(47) Пусть прикроет; повесь цепь на шею от злата(48), Клобуком покрой главу, брюхо - бородою(49), Клюку(50) пышно повели везти пред тобою; В карете раздувшися, когда сердце с гневу 140 Трещит, всех благословлять нудь праву и леву(51). Должен архипастырем всяк тя в сих познати Знаках, благоговейно отцом называти. Что в науке? что с нее пользы церкви будет? Иной, пиша проповедь, выпись позабудет(52), 145 Отчего доходам вред; а в них церкви права Лучшие основаны, и вся церкви слава. Хочешь ли судьею стать - вздень перук с узлами, Брани того, кто просит с пустыми руками(53), Твердо сердце бедных пусть слезы презирает, 150 Спи на стуле, когда дьяк выписку читает. Если ж кто вспомнит тебе граждански уставы, Иль естественный закон, иль народны правы(54) - Плюнь ему в рожу, скажи, что врет околёсну, Налагая на судей ту тягость несносну, 155 Что подьячим должно лезть на бумажны горы(55), А судье довольно знать крепить приговоры. К нам не дошло время(56) то, в коем председала Над всем мудрость и венцы одна разделяла, Будучи способ одна к высшему восходу. 160 Златой век(57) до нашего не дотянул роду; Гордость, леность, богатство - мудрость(58) одолело, Науку невежество местам уж посело, Под митрой(59) гордится то, в шитом платье ходит, Судит за красным сукном(60), смело полки водит. 165 Наука ободрана, в лоскутах обшита, Изо всех почти домов с ругательством сбита; Знаться с нею не хотят, бегут ея дружбы, Как, страдавши на море, корабельной службы. Все кричат: "Никакой плод не видим с науки, 170 Ученых хоть голова полна - пусты руки". Коли кто карты мешать, разных вин вкус знает, Танцует, на дудочке(61) песни три играет, Смыслит искусно прибрать в своем платье цветы, Тому уж и в самые молодью леты 175 Всякая высша степень - мзда уж невелика, Семи мудрецов(62) себя достойным мнит лика. "Нет правды в людях, - кричит безмозглый церковник, - Еще не епископ я, а знаю часовник63, Псалтырь и послания(64) бегло честь умею, 180 В Златоусте(65) не запнусь, хоть не разумею". Воин ропщет, что своим полком не владеет, Когда уж имя свое подписать умеет. Писец(66) тужит, за сукном что не сидит красным, Смысля дело набело списать письмом ясным67. 185 Обидно себе быть, мнит, в незнати старети, Кому в роде семь бояр(68) случилось имети И две тысячи дворов за собой считает, Хотя в прочем ни читать, ни писать не знает. Таковы слыша слова и примеры видя, 190 Молчи, уме, не скучай, в незнатности сидя. Бесстрашно того житье, хоть и тяжко мнится, Кто в тихом своем углу молчалив таится; Коли что дала ти знать мудрость всеблагая(69), Весели тайно себя, в себе рассуждая 195 Пользу наук; не ищи, изъясняя тую, Вместо похвал, что ты ждешь, достать хулу злую.